Общие советы таковы: читать больше поэзии, читать медленно (вдумчиво), ставить под вопрос каждое слово и его связи с другими словами, не стесняться пользоваться справочными материалами (в современной поэзии вы легко встретите и героев античной мифологии третьего ряда, и терминологию из теоретической физики или экономики, и отсылки к философам). Подходя к произведению, стоит руководствоваться так называемой презумпцией смысла: вы предполагаете, что в нем заключаются осмысленные сообщения, и ваша задача как читателя — считать, дешифровать их. Эта презумпция, собственно, не работает только в заумных произведениях (и то разнообразные сочетания звуков позволяют строить множество теорий). Полезно, я думаю, почитать что-то по теории литературы и разбору стихотворного произведения (если мы говорим именно о маркированно сложной поэзии, то как образец могу предложить статьи Михаила Гаспарова, Александра Жолковского, Омри Ронена, Григория Кружкова — о стихах Мандельштама, Пастернака, Цветаевой, Бродского), современных критиков, пишущих о поэзии (Михаил Эпштейн, Александр Уланов, Кирилл Корчагин). Еще одна важная вещь — помнить, что и в стихах, которые нам кажутся простыми, можно отыскать массу интересного и неожиданного. Пример — известная статья Гаспарова о «безглагольных» стихах Фета: (philology.ru).
Вот маленький пример работы с не самым сложным текстом. Возьмем стихотворение современного поэта старшего поколения Михаила Еремина. Стихотворение, честное слово, я выбрал наугад. Еремин известен сочетанием лаконизма с герметичностью, непрозрачностью смысла: иные его стихи — энигмы, с трудом поддающиеся расшифровке; с годами, правда, он стал тяготеть к более прозрачному высказыванию, но все же это стихотворение 1985 года — не из тех, которые ясны с первого взгляда (если такие вообще есть):
Цепкую проволоку
Ловко вытягивает
Из виноградной лозы козлоногий
(Смугл от рождения или со дня Фаэтона?) кустарь,
Чтобы наполнить (Зазорно ль застолье?) бокалы
(Цветом поддельная роза обязана,
Может быть, и не метизным шипам?)
Красным вином.
Стихотворение написано в характерной для Еремина форме белого разностопного восьмистишия на основе регулярного размера, в данном случае дактиля: именно в таких «упаковках» он уже несколько десятилетий заключает свои образы. Перед нами действительно стихотворение-образ: убедиться в этом легко, если отбросить все то, что в скобках. Мы получим вполне ясное повествовательное сложноподчиненное предложение: «Цепкую проволоку ловко вытягивает из виноградной лозы козлоногий кустарь, чтобы наполнить бокалы красным вином». Это предложение можно трактовать по-разному. Во-первых, кто такой козлоногий кустарь? Кустарь — это ремесленник, слово «козлоногий» сразу отсылает к мифологическим образам Пана и сатира. Поскольку речь идет о вине, нам скорее подходит сатир, спутник бога вина Диониса (wikipedia.org). Почему же этот кустарь-сатир, чтобы налить вино, вытягивает откуда-то проволоку? Вспоминается, во-первых, технологический процесс протягивания, волочения проволоки — один из этапов ее обработки; наш кустарь-ремесленник, таким образом — производитель проволоки, и не какой-нибудь, а цепкой — то есть колючей. Одновременно слово «вытягивать» имеет и прямое значение: представим себе, как кто-то, ухватив колючую проволоку за кончик, вытягивает ее из виноградника. Можно представить себе, что это делается, чтобы добраться до ягод; а можно и предположить, что струя терпкого вина уподоблена здесь колючей проволоке. Стихотворение принципиально многозначно, оно позволяет выбирать трактовки. Но в какой-то момент сумма коннотаций, значений, заставляет нас склониться к наиболее вероятному полю смыслов. Звучание слова «кустарь» отсылает нас к неназванному кусту. Виноградную лозу нельзя назвать кустом, зато можно так назвать шиповник: это связь с называемой в скобках розой — поддельной, искусственной.
При размышлении о коннотациях важно уметь остановиться, отсечь лишнее, провести границу. Скажем, роза в колючей проволоке — блатная татуировка, означающая, если верить интернету, что ее носитель встретил совершеннолетие на зоне. Нам это, с одной стороны, ни к чему. С другой стороны, козлоногий черт — тоже блатная татуировка. Но дальнейший соблазн объявить все стихотворение описанием татуировки (описание произведения искусства называется экфрасисом) следует отбросить: с одной стороны, получается слишком сложный сюжет, с другой, вся уже выявленная нами многозначность сводится на нет. Описание татуировки — ну и что? Лучше отметить, что тюремные коннотации, возможно, тоже в этом стихотворении присутствуют, и не в сомнительном образе розы в проволоке (Еремин вполне может не разбираться в таких вещах), а просто в самом образе колючей проволоки. Колючая проволока — несвобода, колючая проволока — боль, кровь. Трудно потянуть за колючую проволоку, не уколовшись об нее, и красное вино, появляющееся в последней строке, естественно сопоставить с кровью.
Здесь стоит посмотреть внутрь оставленных нами скобок. «Зазорно ль застолье?» — допустимо ли в нем участвовать, когда виночерпий настолько сомнителен, олицетворяет и вакхическое веселье, и тюремную несвободу? «Смугл от рождения или со дня Фаэтона?» — всегда ли этот виночерпий был таким (смуглый от рождения — пускай, а вот если он смугл в результате катастрофы, опален огнем огненной колесницы Гелиоса и Зевсовой молнией, что легко связать и с падением Люцифера, — то это свидетельствует и о его трагическом прошлом, и об инфернальной природе)? «Цветом поддельная роза обязана, может быть, и не метизным шипам?» — может быть, колючая проволока / ветвь шиповника окрасилась в красный не из-за того, что на металлические шипы (метиз — сокращение от «металлические изделия») пролилась кровь, а потому что красна по природе, по самому сопоставлению себя с розой? Не говорит ли нам все стихотворение о неразрывности веселья (в том числе пьянства) с трагедией? (Не случайно оно начинается и завершается одинаковыми синтаксическими конструкциями «эпитет + существительное»: «Цепкую проволоку [я сменю, продолжу, сделаю] красным вином».) Не пытается ли Еремин перефразировать мудрость Хайяма («И лучше пей один, чем вместе с кем попало»), избавляя ее от налета трюизма и афористичности? Или же мы просто сталкиваемся с амбивалентным образом, несущим в себе и наслаждение, и угрозу?
Еремин использует здесь метареалистическую, взаимообратимую метаметафору: виноград у него превращается в шиповник, а шиповник в виноград; вино в кровь, а кровь в вино; ветвь в проволоку, а проволока в ветвь. Этот троп характерен именно для тех текстов, которые принципиально поддаются двойной или, лучше сказать, комплексной интерпретации. Перед нами стихотворение-голограмма, и здесь, в конце концов, не нужно жаловаться, что от нас ускользнул «окончательный смысл»: мы увидели потенцию нескольких смыслов и, можно сказать, сделались богаче, чем могли бы.
UPD. Уже после того, как я запостил свой ответ, коллега Илья Клишин сделал тонкое замечание о возможном поводе этого стихотворения. От меня это как-то ускользнуло, а ведь достаточно взглянуть на дату написания стихотворения, чтобы это пришло в голову. 1985 год — начало горбачевской антиалкогольной кампании. Закрывались винные магазины, повышались цены на алкоголь и, в частности, вырубались виноградники. Несмотря на то, что итогом кампании стало снижение смертности и уровня алкоголизма, советским населением она воспринималась как очередная абсурдная запретительная мера, посягающая на традиционное русское «веселие пити». Вот почему в стихотворении задается риторический вопрос: «Зазорно ль застолье?» Как писал Державин, «где стол был яств, там гроб стоит»: вместо вина получаем колючую проволоку. Логично, на мой взгляд, противопоставить антиалкогольную кампанию продолжавшейся в то же время афганской войне. Кроме того, 1985 год, несмотря на приход к власти Горбачева, все еще был отмечен политическими преследованиями политзаключенных: оставался в тюрьме Анатолий Марченко (он умрет в следующем году), умер в тюрьме Василий Стус, несколько диссидентов были арестованы — вот вам и колючая проволока. Таким образом, в стихотворении, помимо отвлеченного амбивалентного образа, появляется и злободневный контекст.
Прекрасный разбор. Удовольствие не меньше, чем от самого стихотворения. Особенно нравится то, как приоткрываются дверцы и отворяются новые смыслы. Современная поэзия учит думать! И поэт - замечательный!