Моему поколению очень повезло - нам достался золотой век, эта мечта человечества. Я родилась в 1943 году. Войны не помню, голода – тоже. Бедность, конечно, была, но не суровая. Я помню, как ребенок с большим куском белого хлеба, посыпанным сахаром (так называемое «Солдатское пирожное») выходил во двор, а все по очереди откусывали. А потом скудность, в которой мы жили, исчезла: вокруг изобилие! Дети наши не понимали этого, внуки – тем более. А нам эта разница понятна. Когда это появилось, мы с мужем решили, что все оставим как есть, жизненный уровень поднимать не будем. На некоем скромном уровне зафиксировались: не хочу ничего знать про черную икру и дорогие рестораны. Моя возрастная закалка удерживает. Мы, золотой век, сдержанные.
Кроме того, в молодости мы видели такое, что вряд ли увидят наши внуки. Приезжали в дикие бухты Крыма, раздевался и голые шли купаться. Плыли на байдарке по реке, черпали воду и пили: никому в голову не приходило, что, может, сюда химию спускали. На Байкале были, когда не было целлюлозного завода… Сейчас вся эта природа уходит, от многоэтажек и отсутствия берегов в Крыму тошнит.
У нас было чтение – радость, которой у вас не будет. Россия с 1904 года непрерывно ведет какие-то войны, а нам досталось время, когда в соседнем доме, слава богу, не воевали. Поэтому такого чтения, как у моего поколения, нигде в мире не было. Книжка ценилась на вес золота в буквальном смысле слова. Мой первый роман Набокова, прочтенный в студенческие годы, был «Приглашением на казнь». Я знала, что это невероятный прорыв. Просто не укладывалось в голове, что может быть такая современная литература. Поэтому, когда у университетской спекулянтки я увидела «Дар», мой глаз загорелся. Сказав, что книга не продается, она словно заставила меня снять с руки бабушкино кольцо - с плохоньким, но бриллиантом - и отдать ей. Ясно было, что больше никто не даст. Конечно, кольцо – не цена за книгу. Просто чтение тогда было таким драгоценным. За самиздатские и тамиздатские книги, которые мы таскали под юбкой и передавали друг другу на ночь, можно было получить от 5 до 7 лет. Я даже работу по этой статье потеряла. Вот – жажда чтения и цена за нее. Когда пришла «перестройка», за пару лет все те книжки, которые мы прятали под диванами, оказались в книжных магазинах и даже на развалинах около метро.
Нас растила трудная литература. Очень важный кусок жизни, когда окружает трудное чтение. Сегодня почти невозможно заинтересовать человека книжкой, которую трудно читать. Каждый раз, когда у меня выходит что-то типа «Лестницы Якова», я думаю: «Толстое, тяжелое, не для трамвая. Для прочтения нужно выделить время, тогда кто же прочтет?». Каждый раз готовлюсь к тому, что провалюсь как автор, ведь знаю, что пишу трудные книжки. Пока читают…