Мне в последнее время везет на разговоры с таксистами. Вот сегодня меня вез один, который начал рассказывать, что народу нужна сильная рука, что при Сталине эта страна процветала. Я слушала его и вдруг поняла одну большую, важную вещь: сейчас происходит последний переход к совершенно другому типу сознания. К пониманию, что никакого унижения, никакого замалчивания, никакого возвеличивания одних за счет других, никакого лицемерия больше нельзя допустить. Это все физически больше не помещается в оперативную память. И лучшие из моих друзей – люди, на которых я равняюсь, к чьим книжкам, песням и спектаклям я ревную, занимаются именно истреблением тотального лицемерия.
На самом деле, это невероятно интересное время, в котором мы живем. Это последняя отрыжка ужаса перед сильными. Больше не будет угнетения, когда ты никто против большого количества людей. С нами происходит большая история про переход от «бояться» к «не бояться». Причем дело даже не в оппозиционности, как мы ее себе представляем. Смысл в том, что надо набраться смелости говорить правду в таких ситуациях, в которых принято вежливо промолчать и улыбаться, сделать красивенькое вместо честного.
И это особенно важно, потому что сейчас мы видим невероятные гонения на культуру. И они только начинаются, она опять поступает в служанки, она опять должна стать таким «сталинским ампиром», она должна быть очень красивой «потемкинской деревней», за которой происходит весь трэш. От культуры требуют большой красоты и лицемерия, а она вообще сейчас не может быть красивой, она может быть только честной. И все эти споры про Звягинцева, про «Тесноту» - это история о том, что сейчас самое красивое – это точное, честное и беспощадное.
Сейчас травят самых ярких, самых интересных ,самых честных просто потому, что они привносят невероятный дискомфорт в историю сложившейся лжи. Мы ведь все договорились: у нас есть социальная конвенция, которую мы не нарушаем. Да, мы в аду, но мы предпочитаем об этом не распространяться. И как только кто-то один оказывается достаточно смелым для того, чтобы сломать этот шаблон, выйти за границы этого договора, он становится врагом. При этом очевидно, что он немедленно всю культуру заставляет сделать рывок вслед за собой, он порождает целую волну дальше, после него создается совершенно другое искусство.