(1) Всех знаю в своей деревне — старых, молодых, даже детей, если не по именам, то по обличью. (2) А тут, смотрю, гребётся какой-то старичешко от почты по пыльной песчаной обочине. (3) Кто? (4) Сапоги кирзовые, громадные, оттого что высохшие ножонки торчат в стоячих голенищах, как палки, батог в руке, сверкающий на солнце…

(5) Подхожу ближе и глазам не верю: Павел Васильевич Савин.

(6) Похудел, высох, глаза завалились, будто с того света смотрят… (7) А борода? (8) Где савинская борода? (9) Еще какой-то год назад взобьет, распушит, расправит — целая копна на груди.

(10) А какой он в молодости был, этот Павел Васильевич! (11) Какая силушка, какая удаль гуляла по земле! (12) Весной у нас, когда схлынет половодье да в Пинегу выпустят лес, самое ухарство — перебежать с багром в руках с одного берега на другой по плывучим бревнам.

(13) Перебегал.

(14) А что за диво, что за картина — я тогда был еще совсем-совсем ребятенком, — когда он ехал за невестой! (15) В жизни не видал такой бешеной скачки допьяна напоенных рысаков в праздничной, жаром горящей сбруе. (16) Мороз, солнце, а он стоит в расписных сапках, в одной кумачовой рубахе, без шапки. (17) Само нетерпенье, сама ярость.

—(18) Павел Васильевич, — спрашиваю, — да ты ли это?

—(19) Я, парень, я. (20) Всё боле, на другую фатеру приказано перебираться.

(21) Я стал говорить какие-то слова утешения.

— (22) Нет, нет, не утешай — отгулял свое. (23) На почту это ходил. (24) Деньги на похороны сымал. (25) Было шестьсот рублей накоплено, все снял. (26) Не хочу, чтобы дети на меня разорялись. (27) И хочу проститься с земляками по-хорошему: чтобы все, кто придет, были угощены… (28) Чтобы все запомнили, как последний старик деревни уходит на покой…

(29) Я не удивился словам Павла Васильевича. (30) Оставались еще в деревне три-четыре старика. (31) Но последним-то стариком деревни называли только его, Павла Васильевича. (32) Он был из той уходящей породы русских мужиков, которые умели и жить с размахом, и работать всласть, и чудить.

(33) Павел Васильевич умер в тот же день, под вечер, когда садилось солнце.

(34) Всю весну и все лето лежал на своей старинной деревянной кровати возле дверей, а тут вдруг запросился на пол.

(35) Дети (сыновья и дочери к тому времени уже съехались) исполнили просьбу — разостлали на полу, там, где стоял обеденный стол, перину, перенесли отца.

— (36) А теперь Матрёна пущай ляжет рядом со мной. (37) Сыновья и дочери переглянулись: что еще выдумал старик?

— (38) Матерь, говорю, рядом повалите.

(39) Матрена сидела в старом ватнике, прислонившись спиной к теплой печке. (40) Когда-то это была писаная красавица, и Павел Васильевич смертным боем бился из-за нее со своими многочисленными соперниками, да и потом, когда уже был в годах, обожал ее. (41) «У меня Матрёнка… Моя Матрёнка… Я с Матрёнкой…» — это был любимый его разговор, и пьяного, и трезвого.

(42) А сейчас Матрёна, когда заговорил о ней муж, даже ухом не повела, потому как она уж года три была не в своем уме.

— (43) Папа, — заговорила старшая дочь осторожно (Павел Васильевич в строгости держал детей), — зачем тебе мама-то? (44) Нехорошо ведь.

— (45) Повалите, говорю, рядом со мной матерь.

(46) Сыновья и дочери опять переглянулись, и что делать, как перечить умирающему отцу?

— (47) Матрёнка, — сказал Павел Васильевич, когда старуху положили с ним рядом, — обними меня в последний раз.

(48) Матрёна, к которой в эту минуту, видимо, каким-то чудом, вернулся рассудок, неловко, суковатыми руками обхватила мужа.

— (49) Вот и ладно, — прослезился Павел Васильевич. — (50) А теперь оставь меня одного, я помирать буду.

(51) И вскоре на глазах у всех умер.

(52) Хоронили Павла Васильевича всей деревней. (53) Все шли за гробом — и стар и мал. (54) Все провожали в последний путь своего последнего старика.

(По Ф. Абрамову*).

*Фёдор Александрович Абрамов (1920—1983 гг.) — русский советский писатель, литературовед, публицист; один из наиболее известных представителей так называемой деревенской прозы, значительного направления советской литературы 1960–1980-х годов. Тема судьбы человека в русской деревне стала ведущей в его творчестве и отразилась в таких произведениях, как тетралогия «Братья и сестры», повесть «Алька», сборник рассказов «Трава-мурава» и др.