(1) Я поехал учиться в Москву. (2) В те годы поезда из наших краев шли до Москвы трое суток, так что времени для выбора будущей профессии было достаточно, и я остановился на философском факультете университета.
(3) Не испытывая никакого особого трепета, я пришел в университет на Моховой, поднялся по лестнице и, следуя указателям бумажных стрел, вошел в помещение, уставленное маленькими деревянными столиками. (4) За столиком с названием «Философский факультет» сидел довольно пожилой мужчина в белой рубашке с грозно закатанными рукавами. (5) Никто не толпился возле этого столика, и тем безудержней я пересек это пространство, как бы выжженное философским скептицизмом.
(6) Я подошел к столику. (7)Человек, не шевелясь, посмотрел на меня.
– (8) Откуда, юноша? – спросил он голосом, уставшим от философских бесед.
– (9) Из Чегема, – сказал я, стараясь говорить правильно, но с акцентом. (10) Я нарочно назвал дедушкино село, а не город, где мы жили, чтобы сильнее обрадовать его дремучестью происхождения. (11) По моему мнению, университет, носящий имя Ломоносова, должен был особенно радоваться таким людям.
– (12) Это что такое? – спросил он, едва заметным движением руки останавливая мою попытку положить на стол документы.
– (13) Чегем – это высокогорное село в Абхазии, – доброжелательно разъяснил я.
– (14) Абхазия – это Аджария? – спросил он как-то рассеянно, потому что теперь сосредоточил внимание на моей руке, держащей документы, чтобы вовремя перехватить мою очередную попытку положить документы на стол.
– (15) Абхазия – это Абхазия, – сказал я с достоинством, но не заносчиво. (16) И снова сделал попытку вручить ему документы.
– (17) А вы знаете, какой у нас конкурс? – снова остановил он меня вопросом.
– (18) У меня медаль, – расплылся я и, не удержавшись, добавил: – (19) Золотая.
– (20) У нас медалистов тоже много, – сказал он и как-то засуетился, зашелестел бумагами…
– (21) А вы знаете, что у нас обучение только по-русски? – вдруг вспомнил он, бросив шелестеть бумагами.
– (22) Я русскую школу кончил, – ответил я, незаметно убирая акцент. – (23) Хотите, я вам прочту стихотворение?
– (24) Так вам на филологический! – обрадовался он и кивнул: – (25) Вон тот столик.
– (26) Нет, – сказал я терпеливо, – мне на философский.
(27) Человек погрустнел, и я понял, что можно положить на стол документы.
– (28) Ладно, читайте. – (29) И он вяло потянулся к документам.
(30) Я прочел стихи Брюсова, которого тогда любил за щедрость звуков.
Мне снилось: мертвенно-бессильный,
Почти жилец земли могильной,
Я глухо близился к концу.
И бывший друг пришел к кровати
И, бормоча слова проклятий,
Меня ударил по лицу!
– (31) И правильно сделал, – сказал он, подняв голову и посмотрев на меня.
– (32) Почему? – спросил я, оглушенный собственным чтением и еще не понимая, о чем он говорит.
– (33) Не заводите себе таких друзей, – сказал он не без юмора.
(34) Я растерялся, и, кажется, это ему понравилось.
– (35) Пойду узнаю, – сказал он и, шлепнув мои документы на стол, поднялся, – кажется, на вашу нацию есть разнарядка.
(36) Как только он скрылся, я взял свои документы и покинул университет. (37) Я обиделся за стихи и разнарядку. (38) Пожалуй, за разнарядку больше обиделся.
(39) В тот же день я поступил в Библиотечный институт, который по дороге в Москву мне усиленно расхваливала одна девушка из моего вагона.
Фазиль Искандер. Начало (цикл рассказов «Дерево детства»).
