Проснувшись поутру довольно поздно, я увидел, что буря утихла. Солнце
сияло. Снег лежал ослепительной пеленою на необозримой степи. Лошади были
запряжены. Я расплатился с хозяином, который взял с нас такую умеренную
плату, что даже Савельич с ним не заспорил и не стал торговаться по своему
обыкновению, и вчерашние подозрения изгладились совершенно из головы его.
Я позвал вожатого, благодарил за оказанную помочь и велел Савельичу дать ему
полтину на водку. Савельич нахмурился. «Полтину на водку! — сказал он, — за
что это? За то, что ты же изволил подвезти его к постоялому двору? Воля твоя,
сударь: нет у нас лишних полтин. Всякому давать на водку, так самому скоро
придется голодать». Я не мог спорить с Савельичем. Деньги, по моему
обещанию, находились в полном его распоряжении. Мне было досадно, однако
ж, что не мог отблагодарить человека, выручившего меня если не из беды, то по
крайней мере из очень неприятного положения. «Хорошо, — сказал я
хладнокровно, — если не хочешь дать полтину, то вынь ему что-нибудь из моего
платья. Он одет слишком легко. Дай ему мой заячий тулуп».
— Помилуй, батюшка Петр Андреич! — сказал Савельич. — Зачем ему твой
заячий тулуп? Он его пропьет, собака, в первом кабаке.
— Это, старинушка, уж не твоя печаль, — сказал мой бродяга, — пропью ли я
или нет. Его благородие мне жалует шубу со своего плеча: его на то барская
воля, а твое холопье дело не спорить и слушаться.
— Бога ты не боишься, разбойник! — отвечал ему Савельич сердитым голосом.
— Ты видишь, что дитя еще не смыслит, а ты и рад его обобрать, простоты его
ради. Зачем тебе барский тулупчик? Ты и не напялишь его на свои окаянные
плечища.
— Прошу не умничать, — сказал я своему дядьке, — сейчас неси сюда тулуп.
— Господи владыко! — простонал мой Савельич. — Заячий тулуп почти
новешенький! и добро бы кому, а то пьянице оголелому!
Однако заячий тулуп явился. Мужичок тут же стал его примеривать. В самом
деле тулуп, из которого успел и я вырасти, был немножко для него узок. Однако
он кое-как умудрился и надел его, распоров по швам. Савельич чуть не завыл,
услышав, как нитки затрещали. Бродяга был чрезвычайно доволен моим
подарком. Он проводил меня до кибитки и сказал с низким поклоном: «Спасибо,
ваше благородие! Награди вас господь за вашу добродетель. Век не забуду
ваших милостей». Он пошел в свою сторону, а я отправился далее, не обращая
внимания на досаду Савельича, и скоро позабыл о вчерашней вьюге, о своем
вожатом и о заячьем тулупе.
(А. С. Пушкин, «Капитанская дочка»)