«Из шипящего репродуктора раздался зычный голос Левитана и шумно разнёсся над притихшей площадью <...> Впервые за прошедшие полгода перечислял города, которые мы не оставили, а взяли обратно... Левитан называл цифры захваченных пленных, военных трофеев, сообщал число километров, на которое немцев отогнали от [столицы]. Я слушала и не верила ушам. Счастье, невыразимая радость заливала меня <...> слёзы радости текли из глаз...

Счастье было не просто в успехах нашей армии, а главным образом в том, что <...> выжила, не истощилась в страшной многомесячной битве с врагом, нашла силы при тридцатиградусном морозе в открытых полях <...> разгромить <...>. В этом была первая близкая, робкая надежда на возможность победы <...> бесконечная гордость за наших солдат, молодых офицеров и генералов <...>. В этот момент счастья странным образом забылись поражения первых месяцев <...>. Так целый месяц мы жили в атмосфере великого праздника».