(1) В глубине Грузии есть местечко Гелати. (2) Здесь курятся сизой растительностью склоны гор и по белым развалинам старой академии, в которой, по преданию, учился гениальный певец этой земли Шота Руставели, ползут и переплетаются бечевки мелколистного растения с могильно-черными ягодами, которые даже птицы не клюют.
(3) Здесь же стоит тихий и древний собор с потускневшим от времени крестом на маковице. (4) Собор, воздвигнутый еще Давидом-строителем в далекие и непостижимые, как небесное пространство, времена.
(5) Все замерло и остановилось в Гелати. (6) Работает лишь время, оставляя свои невеселые меты на творениях рук человеческих.
(7) Вот дарница — огромное деревянное дупло, куда правоверные, приходившие поклониться богу и памяти зодчих, складывали дары свои: хлебы, фрукты, кусочек сушеного мяса или козьего сыра.
(8) В чистом и высоком небе качался купол собора с крестом, а неподалеку совсем по-российски, беззаботно пел жаворонок, трещали кузнечики в бурьяне да заливались синицы в одичалом лесу.
(9) Медленно и тихо ступил я в собор. (10) Он был темен от копоти. (11) С высокого купола по стенам собора скатывались тяжелые серые потеки. (12) В разрывах черной копоти, в извилинах нержавеющих потеков виднелись клочки фресок. (13) И то проступал скорбный глаз пресвятой матери-богородицы, то окровавленная нога распятого спасителя, то лоскут святой одежды, поражающий чистотою красок.
(14) Мне объяснили: по дикому обычаю завоеватели-монголы в каждой православной церкви устраивали конюшни и разводили костры. (15) Но царь Давид ставил собор на века, и меж кровлей купола по его велению была налита прослойка свинца. (16) От монгольских костров свинец расплавился, и потоки его обрушились на головы чужеземных завоевателей. (17) Они бежали из Гелати в панике, считая, что их карающим дождем облил православный бог.
(18) Грузины сохраняют собор в том виде, каким покинули его ужаснувшиеся завоеватели.
(19) Печально сердце гелатского собора, хмур и обветрен лик его, вечна и скорбна тишина в нем. (20) Память темным и холодным крылом опахивает здесь человеческое сердце.
(21) Совсем уж тихо, с опущенной головой покинул я оскверненный, но не убитый храм и теперь только заметил у входа в собор массивную гранитную плиту, уже сношенную ногами людей.
(22) На белой, грубо тесанной плите вязь причудливой грузинской письменности. (23) Иные буквы и слова уже стерты ступнями человеческими.
(24) Но грузины наизусть знают надпись над прахом Давида-строителя и охотно переводят ее, не забывая упомянуть при этом, что грузинский царь на сколько-то сантиметров выше Петра Великого, и потому так огромна плита на могиле его.
(25) На плите остался завет творца: «Пусть каждый, входящий в этот храм, наступит на сердце мое, чтобы слышал я боль его...»
(26) Все вокруг приглушило дыхание, вслушиваясь в мудрую печаль нетленных слов.
(По В. П. Астафьеву*)
* Виктор Петрович Астафьев (1924—2001) — выдающийся советский и российский писатель.