Тренировочный вариант ЕГЭ по русскому языку №81

(1)Написание «жи», «ши», известное каждому человеку со времён начальной школы, является отнюдь не случайным: даже сейчас в речи ещё можно слышать мягкий [ж'] – ________, в словах «дрожжи», «вожжи», «визжит», а в древнерусском языке шипящие [ж'], [ш'], [ч'], а также звук [ц'] были мягкими во всех случаях. (2)В письменных источниках с XIV века появляются написания «жы» и «шы» («жывотъ», «слышышь» и т. п.), свидетельствующие о том, что к этому времени [ж] и [ш] стали произноситься твёрдо. (3)Однако грамотные люди в большинстве своём продолжали писать по-прежнему: «жи» и «ши», и в результате эта традиция закрепилась в правилах современной орфографии; а несколько позже отвердел и мягкий звук [ц'], но во многих словах до сих пор сохраняется древнее написание «ци».

(1)Написание «жи», «ши», известное каждому человеку со времён начальной школы, является отнюдь не случайным: даже сейчас в речи ещё можно слышать мягкий [ж'] – ________, в словах «дрожжи», «вожжи», «визжит», а в древнерусском языке шипящие [ж'], [ш'], [ч'], а также звук [ц'] были мягкими во всех случаях. (2)В письменных источниках с XIV века появляются написания «жы» и «шы» («жывотъ», «слышышь» и т. п.), свидетельствующие о том, что к этому времени [ж] и [ш] стали произноситься твёрдо. (3)Однако грамотные люди в большинстве своём продолжали писать по-прежнему: «жи» и «ши», и в результате эта традиция закрепилась в правилах современной орфографии; а несколько позже отвердел и мягкий звук [ц'], но во многих словах до сих пор сохраняется древнее написание «ци».

(1)Написание «жи», «ши», известное каждому человеку со времён начальной школы, является отнюдь не случайным: даже сейчас в речи ещё можно слышать мягкий [ж'] – ________, в словах «дрожжи», «вожжи», «визжит», а в древнерусском языке шипящие [ж'], [ш'], [ч'], а также звук [ц'] были мягкими во всех случаях. (2)В письменных источниках с XIV века появляются написания «жы» и «шы» («жывотъ», «слышышь» и т. п.), свидетельствующие о том, что к этому времени [ж] и [ш] стали произноситься твёрдо. (3)Однако грамотные люди в большинстве своём продолжали писать по-прежнему: «жи» и «ши», и в результате эта традиция закрепилась в правилах современной орфографии; а несколько позже отвердел и мягкий звук [ц'], но во многих словах до сих пор сохраняется древнее написание «ци».

(1)Холм на берегу реки Чепца является одним из красивейших мест Удмуртии, с него открывается великолепный вид на окрестности: далеко внизу петляет река, к горизонту мягкими волнами поднимаются холмы, поросшие елями.

(2)До наших дней дошло множество легенд о происхождении названия этой горы, и, по преданиям, у горы Байгурезь было два названия. (3)Первое – Байгурезь, которое в переводе с удмуртского значит «богатая гора». (4)Второе название горы – Бакгурезь, что означает «немая гора». (5)Легенда гласит, будто давным-давно у подножия горы жил богатый мельник, у которого была одна дочь. (6)Когда пришла пора выдавать девушку замуж, мельник заявил, что дочь свою отдаст только за того человека, который поднимется на гору по самому крутояру. (7)Никто из претендентов не смог покорить гордую гору, поскольку не знали о том, что у духа горы нужно попросить благословения. (8)А в одной из окрестных деревень жил юноша: ловкий, красивый, умный, но глухонемой. (9)Когда он попросил руки дочери мельника, тот указал ему на гору – юноша попросил благословения и, быстро забравшись на вершину, чудесным образом якобы обрёл дар речи.

(1)В час ночи, зимней, деревенской, до кабинета доносится из дальних комнат жалобный детский плач. (2)Дом, усадьба, село – всё давно спит. (3)Не спит только Хрущёв, он сидит читает, порою останавливает усталые глаза на огнях свечей:

– (4)Как всё прекрасно! (5)Даже этот голубой стеарин!

(6)Огни, их золотисто-блестящие острия с прозрачными ярко-синими основаниями, слегка дрожат, – и слепит глянцевитый лист большой французской книги. (7)Хрущёв подносит к свече руку – становятся прозрачными пальцы, розовеют края ладони. (8)Он, как в детстве, засматривается на нежную, ярко-алую жидкость, которой светится и сквозит против огня его собственная жизнь.

(9)Плач раздаётся громче – жалобный, умоляющий.

(10)Хрущёв встаёт и идёт в детскую. (11)Он проходит тёмную гостиную, – чуть мерцают в ней подвески люстры, зеркало, – проходит тёмную диванную, тёмную залу, видит за окнами лунную ночь, ели палисадника и бледно-белые пласты, тяжело лежащие на их чёрно-зелёных длинных и мохнатых лапах. (12)Дверь в детскую отворена, лунный свет стоит там тончайшим дымом. (13)В широкое окно без занавесок просто, мирно глядит снежный озарённый двор. (14)Голубовато белеют детские постели. (15)В одной спит Арсик. (16)Спят на полу деревянные кони, спит на спине, закатив свои круглые стеклянные глаза, беловолосая кукла, спят коробки, которые так заботливо собирает Коля. (17)Он тоже спит, но во сне поднялся в своей постельке, сел и заплакал горько, беспомощно – маленький, худенький, большеголовый...

– (18)В чём дело, дорогой мой? – шепчет Хрущёв, садясь на край постельки, вытирая платком личико ребёнка и обнимая его.

(19)Ребёнок прижимается к нему, дёргается от всхлипываний, понемногу затихает... (20)Что это будит его вот уже третью ночь?

(21)Луна заходит за лёгкую белую зыбь, лунный свет, бледнея, тает, меркнет – и через мгновение опять растёт, ширится. (22)Опять загораются подоконники, косые золотые квадраты на полу. (23)Хрущёв переводит взгляд с пола, с подоконника на раму, видит светлый двор – и вспоминает: вот оно что, опять забыли сломать это белое чудище, что дети сбили из снега, поставили среди двора, против окна своей комнаты! (24)Днём Коля боязливо радуется на него (это человекоподобный обрубок с бычьей рогатой головой и короткими растопыренными руками); ночью, чувствуя сквозь сон его страшное присутствие, вдруг, даже не проснувшись, заливается горькими слезами. (25)Да, снегур и впрямь страшен ночью, особенно если глядеть на него издали, сквозь стёкла: рога поблёскивают, от головы, от растопыренных рук падает на яркий снег чёрная тень. (26)Но попробуй-ка сломать его! (27)Дети будут реветь с утра до вечера, хотя он всё равно уже тает понемногу: скоро весна, мокнут и дымятся в полдень соломенные крыши...

(28)Хрущёв осторожно кладёт ребёнка на подушку и на цыпочках выходит. (29)В прихожей он надевает оленью шапку, оленью куртку, застёгивается, поднимая чёрную узкую бороду. (30)Потом отворяет тяжёлую дверь в сени, идёт по скрипучей тропинке за угол дома. (31)Луна, невысоко стоящая над редким садом, что сквозит на белых сугробах, ясна, но по-мартовски бледна. (32)Раковинки лёгкой облачной зыби тянутся кое-где по небосклону. (33)Тихо мерцают в глубокой прозрачной синеве между ними редкие голубые звёзды. (34)Молодой снежок чуть запорошил крепкий старый. (35)От бани в саду, стеклянно блещущей крышей, бежит гончая Заливка. «(36)Здравствуй, – говорит ей Хрущёв. – (37)Мы одни с тобой не спим. (38)Жалко спать, коротка жизнь, поздно начинаешь понимать, как хороша она...»

(39)Он подходит к снегуру и медлит минуту. (40)Вскоре решительно, с удовольствием ударяет в него ногою. (41)Летят рога, рассыпается белыми комьями бычья голова... (42)Ещё один удар – и остаётся только куча снега. (43)Озарённый луной, Хрущёв стоит над нею и, засунув руки в карманы куртки, глядит на блещущую крышу. (44)Он наклоняет к плечу своё бледное лицо с чёрной бородой, свою оленью шапку, стараясь уловить и запомнить оттенок блеска. (45)Потом поворачивается и медленно идёт по тропинке от дома к скотному двору. (46)Двигается у ног его, по снегу, косая тень. (47)Дойдя до сугробов, он пробирается между ними к воротам. (48)Он заглядывает в щель, откуда резко тянет северным ветром. (49)Он с нежностью думает о Коле, думает о том, что в жизни всё трогательно, всё полно смысла, всё значительно. (50)И глядит во двор. (51)Холодно, но уютно там. (52)Под навесами сумрак. (53)Сереют передки телег, засыпанные снегом. (54)Над двором – синее, в редких крупных звёздах небо. (55)Половина двора в тени, половина озарена. (56)И старые косматые белые лошади, дремлющие в этом свете, кажутся зелёными.

(По И.А. Бунину*)

* Иван Алексеевич Бунин (1870–1953) – русский писатель, поэт и переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе.

(1)В час ночи, зимней, деревенской, до кабинета доносится из дальних комнат жалобный детский плач. (2)Дом, усадьба, село – всё давно спит. (3)Не спит только Хрущёв, он сидит читает, порою останавливает усталые глаза на огнях свечей:

– (4)Как всё прекрасно! (5)Даже этот голубой стеарин!

(6)Огни, их золотисто-блестящие острия с прозрачными ярко-синими основаниями, слегка дрожат, – и слепит глянцевитый лист большой французской книги. (7)Хрущёв подносит к свече руку – становятся прозрачными пальцы, розовеют края ладони. (8)Он, как в детстве, засматривается на нежную, ярко-алую жидкость, которой светится и сквозит против огня его собственная жизнь.

(9)Плач раздаётся громче – жалобный, умоляющий.

(10)Хрущёв встаёт и идёт в детскую. (11)Он проходит тёмную гостиную, – чуть мерцают в ней подвески люстры, зеркало, – проходит тёмную диванную, тёмную залу, видит за окнами лунную ночь, ели палисадника и бледно-белые пласты, тяжело лежащие на их чёрно-зелёных длинных и мохнатых лапах. (12)Дверь в детскую отворена, лунный свет стоит там тончайшим дымом. (13)В широкое окно без занавесок просто, мирно глядит снежный озарённый двор. (14)Голубовато белеют детские постели. (15)В одной спит Арсик. (16)Спят на полу деревянные кони, спит на спине, закатив свои круглые стеклянные глаза, беловолосая кукла, спят коробки, которые так заботливо собирает Коля. (17)Он тоже спит, но во сне поднялся в своей постельке, сел и заплакал горько, беспомощно – маленький, худенький, большеголовый...

– (18)В чём дело, дорогой мой? – шепчет Хрущёв, садясь на край постельки, вытирая платком личико ребёнка и обнимая его.

(19)Ребёнок прижимается к нему, дёргается от всхлипываний, понемногу затихает... (20)Что это будит его вот уже третью ночь?

(21)Луна заходит за лёгкую белую зыбь, лунный свет, бледнея, тает, меркнет – и через мгновение опять растёт, ширится. (22)Опять загораются подоконники, косые золотые квадраты на полу. (23)Хрущёв переводит взгляд с пола, с подоконника на раму, видит светлый двор – и вспоминает: вот оно что, опять забыли сломать это белое чудище, что дети сбили из снега, поставили среди двора, против окна своей комнаты! (24)Днём Коля боязливо радуется на него (это человекоподобный обрубок с бычьей рогатой головой и короткими растопыренными руками); ночью, чувствуя сквозь сон его страшное присутствие, вдруг, даже не проснувшись, заливается горькими слезами. (25)Да, снегур и впрямь страшен ночью, особенно если глядеть на него издали, сквозь стёкла: рога поблёскивают, от головы, от растопыренных рук падает на яркий снег чёрная тень. (26)Но попробуй-ка сломать его! (27)Дети будут реветь с утра до вечера, хотя он всё равно уже тает понемногу: скоро весна, мокнут и дымятся в полдень соломенные крыши...

(28)Хрущёв осторожно кладёт ребёнка на подушку и на цыпочках выходит. (29)В прихожей он надевает оленью шапку, оленью куртку, застёгивается, поднимая чёрную узкую бороду. (30)Потом отворяет тяжёлую дверь в сени, идёт по скрипучей тропинке за угол дома. (31)Луна, невысоко стоящая над редким садом, что сквозит на белых сугробах, ясна, но по-мартовски бледна. (32)Раковинки лёгкой облачной зыби тянутся кое-где по небосклону. (33)Тихо мерцают в глубокой прозрачной синеве между ними редкие голубые звёзды. (34)Молодой снежок чуть запорошил крепкий старый. (35)От бани в саду, стеклянно блещущей крышей, бежит гончая Заливка. «(36)Здравствуй, – говорит ей Хрущёв. – (37)Мы одни с тобой не спим. (38)Жалко спать, коротка жизнь, поздно начинаешь понимать, как хороша она...»

(39)Он подходит к снегуру и медлит минуту. (40)Вскоре решительно, с удовольствием ударяет в него ногою. (41)Летят рога, рассыпается белыми комьями бычья голова... (42)Ещё один удар – и остаётся только куча снега. (43)Озарённый луной, Хрущёв стоит над нею и, засунув руки в карманы куртки, глядит на блещущую крышу. (44)Он наклоняет к плечу своё бледное лицо с чёрной бородой, свою оленью шапку, стараясь уловить и запомнить оттенок блеска. (45)Потом поворачивается и медленно идёт по тропинке от дома к скотному двору. (46)Двигается у ног его, по снегу, косая тень. (47)Дойдя до сугробов, он пробирается между ними к воротам. (48)Он заглядывает в щель, откуда резко тянет северным ветром. (49)Он с нежностью думает о Коле, думает о том, что в жизни всё трогательно, всё полно смысла, всё значительно. (50)И глядит во двор. (51)Холодно, но уютно там. (52)Под навесами сумрак. (53)Сереют передки телег, засыпанные снегом. (54)Над двором – синее, в редких крупных звёздах небо. (55)Половина двора в тени, половина озарена. (56)И старые косматые белые лошади, дремлющие в этом свете, кажутся зелёными.

(По И.А. Бунину*)

* Иван Алексеевич Бунин (1870–1953) – русский писатель, поэт и переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе.

(1)В час ночи, зимней, деревенской, до кабинета доносится из дальних комнат жалобный детский плач. (2)Дом, усадьба, село – всё давно спит. (3)Не спит только Хрущёв, он сидит читает, порою останавливает усталые глаза на огнях свечей:

– (4)Как всё прекрасно! (5)Даже этот голубой стеарин!

(6)Огни, их золотисто-блестящие острия с прозрачными ярко-синими основаниями, слегка дрожат, – и слепит глянцевитый лист большой французской книги. (7)Хрущёв подносит к свече руку – становятся прозрачными пальцы, розовеют края ладони. (8)Он, как в детстве, засматривается на нежную, ярко-алую жидкость, которой светится и сквозит против огня его собственная жизнь.

(9)Плач раздаётся громче – жалобный, умоляющий.

(10)Хрущёв встаёт и идёт в детскую. (11)Он проходит тёмную гостиную, – чуть мерцают в ней подвески люстры, зеркало, – проходит тёмную диванную, тёмную залу, видит за окнами лунную ночь, ели палисадника и бледно-белые пласты, тяжело лежащие на их чёрно-зелёных длинных и мохнатых лапах. (12)Дверь в детскую отворена, лунный свет стоит там тончайшим дымом. (13)В широкое окно без занавесок просто, мирно глядит снежный озарённый двор. (14)Голубовато белеют детские постели. (15)В одной спит Арсик. (16)Спят на полу деревянные кони, спит на спине, закатив свои круглые стеклянные глаза, беловолосая кукла, спят коробки, которые так заботливо собирает Коля. (17)Он тоже спит, но во сне поднялся в своей постельке, сел и заплакал горько, беспомощно – маленький, худенький, большеголовый...

– (18)В чём дело, дорогой мой? – шепчет Хрущёв, садясь на край постельки, вытирая платком личико ребёнка и обнимая его.

(19)Ребёнок прижимается к нему, дёргается от всхлипываний, понемногу затихает... (20)Что это будит его вот уже третью ночь?

(21)Луна заходит за лёгкую белую зыбь, лунный свет, бледнея, тает, меркнет – и через мгновение опять растёт, ширится. (22)Опять загораются подоконники, косые золотые квадраты на полу. (23)Хрущёв переводит взгляд с пола, с подоконника на раму, видит светлый двор – и вспоминает: вот оно что, опять забыли сломать это белое чудище, что дети сбили из снега, поставили среди двора, против окна своей комнаты! (24)Днём Коля боязливо радуется на него (это человекоподобный обрубок с бычьей рогатой головой и короткими растопыренными руками); ночью, чувствуя сквозь сон его страшное присутствие, вдруг, даже не проснувшись, заливается горькими слезами. (25)Да, снегур и впрямь страшен ночью, особенно если глядеть на него издали, сквозь стёкла: рога поблёскивают, от головы, от растопыренных рук падает на яркий снег чёрная тень. (26)Но попробуй-ка сломать его! (27)Дети будут реветь с утра до вечера, хотя он всё равно уже тает понемногу: скоро весна, мокнут и дымятся в полдень соломенные крыши...

(28)Хрущёв осторожно кладёт ребёнка на подушку и на цыпочках выходит. (29)В прихожей он надевает оленью шапку, оленью куртку, застёгивается, поднимая чёрную узкую бороду. (30)Потом отворяет тяжёлую дверь в сени, идёт по скрипучей тропинке за угол дома. (31)Луна, невысоко стоящая над редким садом, что сквозит на белых сугробах, ясна, но по-мартовски бледна. (32)Раковинки лёгкой облачной зыби тянутся кое-где по небосклону. (33)Тихо мерцают в глубокой прозрачной синеве между ними редкие голубые звёзды. (34)Молодой снежок чуть запорошил крепкий старый. (35)От бани в саду, стеклянно блещущей крышей, бежит гончая Заливка. «(36)Здравствуй, – говорит ей Хрущёв. – (37)Мы одни с тобой не спим. (38)Жалко спать, коротка жизнь, поздно начинаешь понимать, как хороша она...»

(39)Он подходит к снегуру и медлит минуту. (40)Вскоре решительно, с удовольствием ударяет в него ногою. (41)Летят рога, рассыпается белыми комьями бычья голова... (42)Ещё один удар – и остаётся только куча снега. (43)Озарённый луной, Хрущёв стоит над нею и, засунув руки в карманы куртки, глядит на блещущую крышу. (44)Он наклоняет к плечу своё бледное лицо с чёрной бородой, свою оленью шапку, стараясь уловить и запомнить оттенок блеска. (45)Потом поворачивается и медленно идёт по тропинке от дома к скотному двору. (46)Двигается у ног его, по снегу, косая тень. (47)Дойдя до сугробов, он пробирается между ними к воротам. (48)Он заглядывает в щель, откуда резко тянет северным ветром. (49)Он с нежностью думает о Коле, думает о том, что в жизни всё трогательно, всё полно смысла, всё значительно. (50)И глядит во двор. (51)Холодно, но уютно там. (52)Под навесами сумрак. (53)Сереют передки телег, засыпанные снегом. (54)Над двором – синее, в редких крупных звёздах небо. (55)Половина двора в тени, половина озарена. (56)И старые косматые белые лошади, дремлющие в этом свете, кажутся зелёными.

(По И.А. Бунину*)

* Иван Алексеевич Бунин (1870–1953) – русский писатель, поэт и переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе.

(1)В час ночи, зимней, деревенской, до кабинета доносится из дальних комнат жалобный детский плач. (2)Дом, усадьба, село – всё давно спит. (3)Не спит только Хрущёв, он сидит читает, порою останавливает усталые глаза на огнях свечей:

– (4)Как всё прекрасно! (5)Даже этот голубой стеарин!

(6)Огни, их золотисто-блестящие острия с прозрачными ярко-синими основаниями, слегка дрожат, – и слепит глянцевитый лист большой французской книги. (7)Хрущёв подносит к свече руку – становятся прозрачными пальцы, розовеют края ладони. (8)Он, как в детстве, засматривается на нежную, ярко-алую жидкость, которой светится и сквозит против огня его собственная жизнь.

(9)Плач раздаётся громче – жалобный, умоляющий.

(10)Хрущёв встаёт и идёт в детскую. (11)Он проходит тёмную гостиную, – чуть мерцают в ней подвески люстры, зеркало, – проходит тёмную диванную, тёмную залу, видит за окнами лунную ночь, ели палисадника и бледно-белые пласты, тяжело лежащие на их чёрно-зелёных длинных и мохнатых лапах. (12)Дверь в детскую отворена, лунный свет стоит там тончайшим дымом. (13)В широкое окно без занавесок просто, мирно глядит снежный озарённый двор. (14)Голубовато белеют детские постели. (15)В одной спит Арсик. (16)Спят на полу деревянные кони, спит на спине, закатив свои круглые стеклянные глаза, беловолосая кукла, спят коробки, которые так заботливо собирает Коля. (17)Он тоже спит, но во сне поднялся в своей постельке, сел и заплакал горько, беспомощно – маленький, худенький, большеголовый...

– (18)В чём дело, дорогой мой? – шепчет Хрущёв, садясь на край постельки, вытирая платком личико ребёнка и обнимая его.

(19)Ребёнок прижимается к нему, дёргается от всхлипываний, понемногу затихает... (20)Что это будит его вот уже третью ночь?

(21)Луна заходит за лёгкую белую зыбь, лунный свет, бледнея, тает, меркнет – и через мгновение опять растёт, ширится. (22)Опять загораются подоконники, косые золотые квадраты на полу. (23)Хрущёв переводит взгляд с пола, с подоконника на раму, видит светлый двор – и вспоминает: вот оно что, опять забыли сломать это белое чудище, что дети сбили из снега, поставили среди двора, против окна своей комнаты! (24)Днём Коля боязливо радуется на него (это человекоподобный обрубок с бычьей рогатой головой и короткими растопыренными руками); ночью, чувствуя сквозь сон его страшное присутствие, вдруг, даже не проснувшись, заливается горькими слезами. (25)Да, снегур и впрямь страшен ночью, особенно если глядеть на него издали, сквозь стёкла: рога поблёскивают, от головы, от растопыренных рук падает на яркий снег чёрная тень. (26)Но попробуй-ка сломать его! (27)Дети будут реветь с утра до вечера, хотя он всё равно уже тает понемногу: скоро весна, мокнут и дымятся в полдень соломенные крыши...

(28)Хрущёв осторожно кладёт ребёнка на подушку и на цыпочках выходит. (29)В прихожей он надевает оленью шапку, оленью куртку, застёгивается, поднимая чёрную узкую бороду. (30)Потом отворяет тяжёлую дверь в сени, идёт по скрипучей тропинке за угол дома. (31)Луна, невысоко стоящая над редким садом, что сквозит на белых сугробах, ясна, но по-мартовски бледна. (32)Раковинки лёгкой облачной зыби тянутся кое-где по небосклону. (33)Тихо мерцают в глубокой прозрачной синеве между ними редкие голубые звёзды. (34)Молодой снежок чуть запорошил крепкий старый. (35)От бани в саду, стеклянно блещущей крышей, бежит гончая Заливка. «(36)Здравствуй, – говорит ей Хрущёв. – (37)Мы одни с тобой не спим. (38)Жалко спать, коротка жизнь, поздно начинаешь понимать, как хороша она...»

(39)Он подходит к снегуру и медлит минуту. (40)Вскоре решительно, с удовольствием ударяет в него ногою. (41)Летят рога, рассыпается белыми комьями бычья голова... (42)Ещё один удар – и остаётся только куча снега. (43)Озарённый луной, Хрущёв стоит над нею и, засунув руки в карманы куртки, глядит на блещущую крышу. (44)Он наклоняет к плечу своё бледное лицо с чёрной бородой, свою оленью шапку, стараясь уловить и запомнить оттенок блеска. (45)Потом поворачивается и медленно идёт по тропинке от дома к скотному двору. (46)Двигается у ног его, по снегу, косая тень. (47)Дойдя до сугробов, он пробирается между ними к воротам. (48)Он заглядывает в щель, откуда резко тянет северным ветром. (49)Он с нежностью думает о Коле, думает о том, что в жизни всё трогательно, всё полно смысла, всё значительно. (50)И глядит во двор. (51)Холодно, но уютно там. (52)Под навесами сумрак. (53)Сереют передки телег, засыпанные снегом. (54)Над двором – синее, в редких крупных звёздах небо. (55)Половина двора в тени, половина озарена. (56)И старые косматые белые лошади, дремлющие в этом свете, кажутся зелёными.

(По И.А. Бунину*)

* Иван Алексеевич Бунин (1870–1953) – русский писатель, поэт и переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе.

(1)В час ночи, зимней, деревенской, до кабинета доносится из дальних комнат жалобный детский плач. (2)Дом, усадьба, село – всё давно спит. (3)Не спит только Хрущёв, он сидит читает, порою останавливает усталые глаза на огнях свечей:

– (4)Как всё прекрасно! (5)Даже этот голубой стеарин!

(6)Огни, их золотисто-блестящие острия с прозрачными ярко-синими основаниями, слегка дрожат, – и слепит глянцевитый лист большой французской книги. (7)Хрущёв подносит к свече руку – становятся прозрачными пальцы, розовеют края ладони. (8)Он, как в детстве, засматривается на нежную, ярко-алую жидкость, которой светится и сквозит против огня его собственная жизнь.

(9)Плач раздаётся громче – жалобный, умоляющий.

(10)Хрущёв встаёт и идёт в детскую. (11)Он проходит тёмную гостиную, – чуть мерцают в ней подвески люстры, зеркало, – проходит тёмную диванную, тёмную залу, видит за окнами лунную ночь, ели палисадника и бледно-белые пласты, тяжело лежащие на их чёрно-зелёных длинных и мохнатых лапах. (12)Дверь в детскую отворена, лунный свет стоит там тончайшим дымом. (13)В широкое окно без занавесок просто, мирно глядит снежный озарённый двор. (14)Голубовато белеют детские постели. (15)В одной спит Арсик. (16)Спят на полу деревянные кони, спит на спине, закатив свои круглые стеклянные глаза, беловолосая кукла, спят коробки, которые так заботливо собирает Коля. (17)Он тоже спит, но во сне поднялся в своей постельке, сел и заплакал горько, беспомощно – маленький, худенький, большеголовый...

– (18)В чём дело, дорогой мой? – шепчет Хрущёв, садясь на край постельки, вытирая платком личико ребёнка и обнимая его.

(19)Ребёнок прижимается к нему, дёргается от всхлипываний, понемногу затихает... (20)Что это будит его вот уже третью ночь?

(21)Луна заходит за лёгкую белую зыбь, лунный свет, бледнея, тает, меркнет – и через мгновение опять растёт, ширится. (22)Опять загораются подоконники, косые золотые квадраты на полу. (23)Хрущёв переводит взгляд с пола, с подоконника на раму, видит светлый двор – и вспоминает: вот оно что, опять забыли сломать это белое чудище, что дети сбили из снега, поставили среди двора, против окна своей комнаты! (24)Днём Коля боязливо радуется на него (это человекоподобный обрубок с бычьей рогатой головой и короткими растопыренными руками); ночью, чувствуя сквозь сон его страшное присутствие, вдруг, даже не проснувшись, заливается горькими слезами. (25)Да, снегур и впрямь страшен ночью, особенно если глядеть на него издали, сквозь стёкла: рога поблёскивают, от головы, от растопыренных рук падает на яркий снег чёрная тень. (26)Но попробуй-ка сломать его! (27)Дети будут реветь с утра до вечера, хотя он всё равно уже тает понемногу: скоро весна, мокнут и дымятся в полдень соломенные крыши...

(28)Хрущёв осторожно кладёт ребёнка на подушку и на цыпочках выходит. (29)В прихожей он надевает оленью шапку, оленью куртку, застёгивается, поднимая чёрную узкую бороду. (30)Потом отворяет тяжёлую дверь в сени, идёт по скрипучей тропинке за угол дома. (31)Луна, невысоко стоящая над редким садом, что сквозит на белых сугробах, ясна, но по-мартовски бледна. (32)Раковинки лёгкой облачной зыби тянутся кое-где по небосклону. (33)Тихо мерцают в глубокой прозрачной синеве между ними редкие голубые звёзды. (34)Молодой снежок чуть запорошил крепкий старый. (35)От бани в саду, стеклянно блещущей крышей, бежит гончая Заливка. «(36)Здравствуй, – говорит ей Хрущёв. – (37)Мы одни с тобой не спим. (38)Жалко спать, коротка жизнь, поздно начинаешь понимать, как хороша она...»

(39)Он подходит к снегуру и медлит минуту. (40)Вскоре решительно, с удовольствием ударяет в него ногою. (41)Летят рога, рассыпается белыми комьями бычья голова... (42)Ещё один удар – и остаётся только куча снега. (43)Озарённый луной, Хрущёв стоит над нею и, засунув руки в карманы куртки, глядит на блещущую крышу. (44)Он наклоняет к плечу своё бледное лицо с чёрной бородой, свою оленью шапку, стараясь уловить и запомнить оттенок блеска. (45)Потом поворачивается и медленно идёт по тропинке от дома к скотному двору. (46)Двигается у ног его, по снегу, косая тень. (47)Дойдя до сугробов, он пробирается между ними к воротам. (48)Он заглядывает в щель, откуда резко тянет северным ветром. (49)Он с нежностью думает о Коле, думает о том, что в жизни всё трогательно, всё полно смысла, всё значительно. (50)И глядит во двор. (51)Холодно, но уютно там. (52)Под навесами сумрак. (53)Сереют передки телег, засыпанные снегом. (54)Над двором – синее, в редких крупных звёздах небо. (55)Половина двора в тени, половина озарена. (56)И старые косматые белые лошади, дремлющие в этом свете, кажутся зелёными.

(По И.А. Бунину*)

* Иван Алексеевич Бунин (1870–1953) – русский писатель, поэт и переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе.

(1)В час ночи, зимней, деревенской, до кабинета доносится из дальних комнат жалобный детский плач. (2)Дом, усадьба, село – всё давно спит. (3)Не спит только Хрущёв, он сидит читает, порою останавливает усталые глаза на огнях свечей:

– (4)Как всё прекрасно! (5)Даже этот голубой стеарин!

(6)Огни, их золотисто-блестящие острия с прозрачными ярко-синими основаниями, слегка дрожат, – и слепит глянцевитый лист большой французской книги. (7)Хрущёв подносит к свече руку – становятся прозрачными пальцы, розовеют края ладони. (8)Он, как в детстве, засматривается на нежную, ярко-алую жидкость, которой светится и сквозит против огня его собственная жизнь.

(9)Плач раздаётся громче – жалобный, умоляющий.

(10)Хрущёв встаёт и идёт в детскую. (11)Он проходит тёмную гостиную, – чуть мерцают в ней подвески люстры, зеркало, – проходит тёмную диванную, тёмную залу, видит за окнами лунную ночь, ели палисадника и бледно-белые пласты, тяжело лежащие на их чёрно-зелёных длинных и мохнатых лапах. (12)Дверь в детскую отворена, лунный свет стоит там тончайшим дымом. (13)В широкое окно без занавесок просто, мирно глядит снежный озарённый двор. (14)Голубовато белеют детские постели. (15)В одной спит Арсик. (16)Спят на полу деревянные кони, спит на спине, закатив свои круглые стеклянные глаза, беловолосая кукла, спят коробки, которые так заботливо собирает Коля. (17)Он тоже спит, но во сне поднялся в своей постельке, сел и заплакал горько, беспомощно – маленький, худенький, большеголовый...

– (18)В чём дело, дорогой мой? – шепчет Хрущёв, садясь на край постельки, вытирая платком личико ребёнка и обнимая его.

(19)Ребёнок прижимается к нему, дёргается от всхлипываний, понемногу затихает... (20)Что это будит его вот уже третью ночь?

(21)Луна заходит за лёгкую белую зыбь, лунный свет, бледнея, тает, меркнет – и через мгновение опять растёт, ширится. (22)Опять загораются подоконники, косые золотые квадраты на полу. (23)Хрущёв переводит взгляд с пола, с подоконника на раму, видит светлый двор – и вспоминает: вот оно что, опять забыли сломать это белое чудище, что дети сбили из снега, поставили среди двора, против окна своей комнаты! (24)Днём Коля боязливо радуется на него (это человекоподобный обрубок с бычьей рогатой головой и короткими растопыренными руками); ночью, чувствуя сквозь сон его страшное присутствие, вдруг, даже не проснувшись, заливается горькими слезами. (25)Да, снегур и впрямь страшен ночью, особенно если глядеть на него издали, сквозь стёкла: рога поблёскивают, от головы, от растопыренных рук падает на яркий снег чёрная тень. (26)Но попробуй-ка сломать его! (27)Дети будут реветь с утра до вечера, хотя он всё равно уже тает понемногу: скоро весна, мокнут и дымятся в полдень соломенные крыши...

(28)Хрущёв осторожно кладёт ребёнка на подушку и на цыпочках выходит. (29)В прихожей он надевает оленью шапку, оленью куртку, застёгивается, поднимая чёрную узкую бороду. (30)Потом отворяет тяжёлую дверь в сени, идёт по скрипучей тропинке за угол дома. (31)Луна, невысоко стоящая над редким садом, что сквозит на белых сугробах, ясна, но по-мартовски бледна. (32)Раковинки лёгкой облачной зыби тянутся кое-где по небосклону. (33)Тихо мерцают в глубокой прозрачной синеве между ними редкие голубые звёзды. (34)Молодой снежок чуть запорошил крепкий старый. (35)От бани в саду, стеклянно блещущей крышей, бежит гончая Заливка. «(36)Здравствуй, – говорит ей Хрущёв. – (37)Мы одни с тобой не спим. (38)Жалко спать, коротка жизнь, поздно начинаешь понимать, как хороша она...»

(39)Он подходит к снегуру и медлит минуту. (40)Вскоре решительно, с удовольствием ударяет в него ногою. (41)Летят рога, рассыпается белыми комьями бычья голова... (42)Ещё один удар – и остаётся только куча снега. (43)Озарённый луной, Хрущёв стоит над нею и, засунув руки в карманы куртки, глядит на блещущую крышу. (44)Он наклоняет к плечу своё бледное лицо с чёрной бородой, свою оленью шапку, стараясь уловить и запомнить оттенок блеска. (45)Потом поворачивается и медленно идёт по тропинке от дома к скотному двору. (46)Двигается у ног его, по снегу, косая тень. (47)Дойдя до сугробов, он пробирается между ними к воротам. (48)Он заглядывает в щель, откуда резко тянет северным ветром. (49)Он с нежностью думает о Коле, думает о том, что в жизни всё трогательно, всё полно смысла, всё значительно. (50)И глядит во двор. (51)Холодно, но уютно там. (52)Под навесами сумрак. (53)Сереют передки телег, засыпанные снегом. (54)Над двором – синее, в редких крупных звёздах небо. (55)Половина двора в тени, половина озарена. (56)И старые косматые белые лошади, дремлющие в этом свете, кажутся зелёными.

(По И.А. Бунину*)

* Иван Алексеевич Бунин (1870–1953) – русский писатель, поэт и переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе.