Об уникальности книги Михаила Зощенко «Перед восходом солнца» стоит все же говорить с поправкой на время – это для 1940-х годов очень смелый эксперимент: не просто сплав научной и художественной литературы, но и сеанс публичного психоанализа, в Советском Союзе тогда уже строжайше запрещенного. А если описывать ее в современных терминах, то она сочетает в себе уже столь многим привычные нон-фикшн и автофикшн, правда, за вычетом ряда недостатков, свойственных этим жанрам. Ведь ее художественные достоинства несомненны. Еще столь требовательный и пристрастный критик Корней Иванович Чуковский о ней отзывался так: «Краткие новеллы, которые в таком изобилии введены в ее текст, многозначительны, безупречно художественны. Здесь уже никаких притязаний на «сказ», никаких забот о курьезном и затейливом слоге. Даже те читатели, кого не интересуют научные медитации автора, не могут пройти равнодушно мимо таких рассказов, как «Двадцатое июля», «В подвале», «Умирает старик», «Нервы», «В саду», «Вор», «Предложение», «Финал», «Я люблю», «Двенадцать дней», «Эльвира». В них такое свободное дыхание, такая непринужденная дикция, словно автор и не замечает своего мастерства».
Об уникальности зощенковского эксперимента для советской литературы пишет и современный психолог, историк и культуролог Александр Эткинд. В частности, он считает, что эта книга «почти вся написана свободным человеком — свободным в обоих смыслах, и в политическом, и в психоаналитическом. По степени этой свободы, по психологической глубине и по абсолютной ясности для читателя она не имеет прецедентов в советской прозе». А писатель Игорь Клех не без ложки дегтя отмечает: «Несмотря на интеллектуальную простоватость и мировоззренческие провалы – это некая сверхлитература, которую обязан знать всякий мыслящий человек. И лучше смолоду».