Перед самоубийством Маяковский написал несколько таинственных, обжигающих своей силой стихотворных фрагментов. Они похожи на трудную обрывающуюся исповедь. Сокровенную, в отличие от ставшего каноническим текста «Во весь голос» — тот больше напоминает свою вариацию на тему пушкинского «Памятника».
Я знаю силу слов, я знаю слов набат.
Они не те, которым рукоплещут ложи.
От слов таких срываются гроба
шагать четверкою своих дубовых ножек.
Бывает, выбросят, не напечатав, не издав,
но слово мчится, подтянув подпруги,
звенит века, и подползают поезда
лизать поэзии мозолистые руки.
Я знаю силу слов. Глядится пустяком,
опавшим лепестком под каблуками танца,
но человек душой губами костяком…
Все это очень похоже на «помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!». Это про воскресение. Это про «Лазарь, выходи!». Все это высказано языком советского блогера, в котором нет слов для молитвы. И поэт прибегает к единственному языку, которым уверенно владеет — языку метафор. Его предсмертная немота действительно красноречива, как набат. Надеюсь, что он был услышан.