Картины, изображающие Гая Мария на развалинах Карфагена, отсылают нас к биографии этого государственного и военного деятеля Древнего Рима. В 88 году до н.э. благодаря деятельности Суллы Марий был выбит из Рима и бежал. Сулла потребовал от сената признать Мария и его сторонников врагами Римского государства; в этом смысле показателен эпизод со старым сенатором Муцием Сцеволой, который отказался принять требование Суллы и заявил, что не объявит врагом того, кто некогда спас Италию и Рим (имеется в виду победа Мария над германцами). Марий во время бегства пережил ряд злоключений и, наконец, отправился в Африку, ожидая поддержки со стороны ее наместника, Секстилия. Тот, однако, запретил Марию высаживаться в Африке. Эпизод красочно описан у Плутарха:
Наместником Африки был тогда бывший претор Секстилий, человек, которому Марий не сделал ни зла, ни добра и от которого ожидал сочувствия и поддержки. Однако, едва Марий с немногими спутниками сошел на берег, его встретил посланец наместника и сказал: «Претор Секстилий запрещает тебе, Марий, высаживаться в Африке, а иначе он встанет на защиту постановлений сената и поступит с тобой, как с врагом римского народа». Услышав это, Марий был так удручен и опечален, что не мог вымолвить ни слова и долго молчал, мрачно глядя на вестника. Когда же тот спросил, что передать претору, Марий ответил с громким стоном: «Возвести ему, что ты видел, как изгнанник Марий сидит на развалинах Карфагена». Так в назидание наместнику он удачно сравнил участь этого города с превратностями своей судьбы (Plut., Mar., 40 в переводе С.А. Ошерова).
Участь Карфагена была известным сюжетом в античной литературе: известно, что Сципион плакал над завоеванным им Карфагеном, так как ему пришло на ум, что некогда такая же участь выпадет и Риму (и кстати, оказался прав!). Поскольку даже Карфаген, бывший известным противником Рима, вызывал жалость у его победителя, то уж Марий, прославленный победой над германцами, мог рассчитывать на сочувствие и уважение, особенно в связи с переменой своего положения (из победоносного полководца и первого человека в государстве он обратился в изгнанника, терпящего лишения). К ним он и призывал наместника в сюжете, переданном у Плутарха и запечатленном на живописных полотнах.