А.Аникст, один из самых известных шекспироведов
Большая часть текста написана белыми стихами, но в некоторых сценах персонажи говорят прозой. Соотношение стиха и прозы в пьесах Шекспира составляет довольно сложную проблему, в «Гамлете» она решается просто.
Все прозаические диалоги имеют комическую тональность. Всюду, где Гамлет, разыгрывая сумасшедшего, беседует с Полонием, Розенкранцем и Гильденстерном, Офелией, королем, Озриком, он говорит прозой и смеется над ними, его речь полна сарказмов, сатирических замечаний. В этом легко убедиться, обратившись к соответствующим местам текста: вторая сцена второго акта содержит насмешки Гамлета над Полонием, шутливую беседу с бывшими товарищами по университету, затем доброжелательный, но не лишенный насмешливости прием актеров, распоряжение Гамлета Полонию хорошо принять всю труппу; беседа принца с Офелией полна сарказмов.
Советы Гамлета актерам содержат сатирические выпады против дурной манеры игры; до и во время представления «мышеловки» беседа Гамлета с матерью, Офелией, королем полна едких замечаний, таков же разговор о флейте с Розенкранцем и Гильденстерном, издевка над Полонием по поводу того, на что похоже облако. Язвительными насмешками полны ответы принца, когда его допрашивают, где он спрятал труп Полония. Юмор, сатира, ирония звучат в разговоре могильщиков с Гамлетом, пародийный и сатирический характер имеет беседа с Озриком. Из прозаических диалогов только два свободны от такого тона: письмо принца Горацио, его же беседа с другом перед поединком, но, уведомляя короля о своем возвращении, Гамлет не мог отказать себе в иронии.
Исследователи шекспировского стиля отмечают в «Гамлете» пять различных типов прозы: 1) в формальных документах, то есть письмах Гамлета, 2) в диалогах людей низшего сословия (могильщики), 3) в простой разговорной речи (Гамлет и актеры, Гамлет и Горацио), 4) в речах, свидетельствующих о помрачении рассудка (несколько реплик Офелии и Гамлета), 5) особое место в прозе принадлежит словам Гамлета о том, что небо, земля и люди уже больше не радуют его. Здесь проза Шекспира достигает подлинно поэтической возвышенности и красоты.
Вариации прозы содействуют нашему понятию разнообразия стиля речи действующих лиц, но еще больше ощущается контраст между двумя основными элементами языка трагедии — прозой и стихами. При этом иногда переход от стихов к прозе служит ослаблению трагического напряжения или предварением патетических сцен, в других случаях проза тоже приобретает напряженно драматическое звучание.
Стихотворная речь преобладает в «Гамлете». Белый стих Шекспира достиг здесь необыкновенного многообразия и гибкости. В больших стихотворных речах звучит различная тональность: страсть, патетика, рассудительность, ирония, эпическое спокойствие — всего не перечислишь. Особенно примечательно, что, читая и слушая, мы начинаем воспринимать стихотворную речь как нормальную, она кажется разговорной, и мы забываем об условности поэтического языка трагедии, настолько она звучит естественно.
Здесь следует обратить внимание на интересный прием, использованный Шекспиром. В трагедию вводятся литературные тексты-«цитаты» из пьес, якобы шедших на сцене — из «Дидоны» («Косматый Пирр...» — II, 2) и целые сцены из «Убийства Гонзаго». Стиль «Убийства Гонзаго» резко контрастирует со стихотворной речью персонажей. Герои трагедии говорят нерифмованным белым стихом, персонажи «Убийства Гонзаго» — рифмованными двустишиями:
Ах, нежный друг, разлуки близок час;
Могучих сил огонь во мне погас...
На эту речь актера-короля актер-королева отвечает:
Земля, не шли мне снеди, твердь — лучей!
Исчезни радость дня, покой ночей!
Благодаря тому что «Убийство Гонзаго» написано напыщенным стилем, усиливается впечатление естественности речей Гамлета и других персонажей шекспировской трагедии.