Об Архипе Ивановиче Куинджи как о человеке можно многое говорить и сказать хочется, так как его художественный подход к натуре в то время был уникален. Личные качества бойца и авантюриста способствовали его стремительному проходу в столичную интеллектуальную богему, его природные качества художника способствовали быстрому освоению ремесла живописи и быстрому "нащупыванию" своей, индивидуальной "струнки", которая быстро преобразовалась в мощную "струну", перекрывающую своим голосом многие голоса. Как?! Молодой провинциальный грек, только-только работающий помощником ретушера у фотографа в Одессе, заявил о себе в столице почти как самостоятельный художник, пусть только стоящий у дверей Академии? Но в жизни это было совсем не так стремительно. На суд приемной комиссии он представил одну работу "Татарская сакля в Крыму" и ее отвергли одним махом. Куинджи остался в тот год быть допущенным к вольнослушательству, (сейчас бы так!), т.е. ему позволительно было стоять со своим холстом позади студенческой группы в мастерской мэтра. Со своей энергией южанина он быстро вошел в курс дела и прочувствовал тенденцию. Вошел сразу и полностью в активную группу студентов, воспринимающую свое дело как образ жизни. Параллельно с обитанием в Академии, Архип Иванович, ради куска хлеба и живого нарастающего бизнеса продолжил и в столице занятие фотографическим ретушерством. Кстати, это дело очень поспешествовало ему в живописи, которая вся зижделась на тональных отношениях. Потом, когда он выставил свою "Ночь на Днепре", и когда публика стала распускать какие-то сказки об особой краске "из лунного камня", Куинджи искренне хохотал. Весь секрет его такой эффектной живописи строился на тончайших тональных отношениях. Кстати, со временем, когда в красочных колерах начались естественные разрушительные процессы, тональная живопись Архипа Ивановича стала значительно гаснуть. Так и не получив диплома об окончании худ. ВУЗа, Куинджи стал профессором, руководителем мастерской в Академии. Сосед его по аудитории Иван Шишкин как-то предложил объединить направления, но Архип Иванович отказался. Его живопись, своей тенденцией резко, новаторски отличалась от живописи его современников-пейзажистов своими задачами и подходами к натуре. Помимо всего, в личной жизни Куинджи стал известным домовладельцем на Васильевском острове - владел двумя доходными домами. Когда случилась оказия приобрести дом на стрелке Вас. острова, он не раздумывая соорганизовал все свои финансовые возможности и приобрел его. Сбылась мечта босоногого мариупольского гречонка-сироты! На самом верху, разобрав чердак он построил себе мастерскую с видом на гладь Невы и силуэт Петропавловской крепости*. Последнее десятилетие жизни Архип Иванович провел здесь, ведя затворнический образ жизни. Как художник он кончился. Это финал многих людей, движимых в начале честолюбивыми волевыми устремлениями и достигающих больших успехов в избранном деле. (Наш Мартин Иден!). Со старостью, с падением общего энергетического тонуса спадает и потенциал в избранном деле. Но, что он хотел сказать в своей жизни, он сказал!
- Мастерская его, и сейчас видимая с Тучкова моста, тогда одиноко возвышалась над строгим "ординаром" крыш Васильевского острова, когда над общей прямой линией крыш могли возвышаться только купола и колокольни церквей. Своим влиянием на высшие органы тогдашней власти Куинджи добился такого индивидуального "разрешения" и "кубик" его мастерской долго был в таком уединении, пока в 90е годы ни ввалились сюда новые люди и взломали этот установившийся порядок:"Куинджи можно, а нам нельзя? Кто сказал:"Мяу!"?!" Халявные этажи поперли в небо.