Почему на полотне Криса Офили «Пресвятая Дева Мария» используется слоновий помёт? Это кощунство или изображение святости? И можно ли судить искусство?

Чтобы сказать пару слов о святости, вначале нам придется поговорить о дерьме.

В 1999 году в Бруклинском музее в Нью-Йорке открылась выставка «Sensation. Молодые британские художники из коллекции Чарльза Саатчи». Сенсацией у трепетной местной религиозной публики стало двухметровое полотно Криса Офили «Пресвятая Дева Мария» (1996 год, 248,8х182,9), на котором одна обнаженная грудь Мадонны была изображена с помощью комка слоновьего помёта, а крылышки ангелов, вьющихся вокруг, – посредством фотографий женских гениталий, вырезанных из порно-журналов. Рудольф Джулиани, на тот момент мэр города и самый истово верующий христианин в Нью-Йорке, посчитал работу «оскорбительными нападками на католицизм» и поставил музею ультиматум – либо картина удаляется из экспозиции, либо он прекращает ежегодное финансирование музея из бюджета города в размере 7,2 млн. долларов. Одновременно он подал в суд иск против музея, «требуя возмещения морального вреда католикам». Разумеется, на следующей день все газеты вышли со статьями в защиту самовыражения художника и свободы слова. Судебным решением 1 ноября 1999 г. Рудольфу Джулиани и городскому Совету Нью-Йорка было предписано возобновить финансирование музея. Скандал, конечно, привел и к другим позитивным результатам: в день открытия выставку Бруклинского музея посетили не менее 7 тысяч человек (предыдущий рекорд составлял 6 тысяч человек в день открытия на выставке Клода Моне). Кроме того, Дэмиен Херст, также участник этой выставки, в ответ на претензии Джулиани абсолютно точно констатировал: «Этот парень оказал мне услугу и добавил к моим ценам еще один ноль».

Но что хотел сказать своей работой Крис Офили? Оставим за скобками возможные метавысказывания «А ничего! Это просто искусство», «Весь мир – дерьмо!», «Я написал шедевр, а вы, критики, теперь ройтесь в этом дерьме», «А как еще можно эпатировать публику?» и допустим, что он был «серьезен». Т.е., будем основываться на том факте, что прекрасно образованный художник и ревностный католик Крис Офили, этнический нигериец, родившийся в Манчестере, написал работу, которая имеет определенный смысл и в которой, как это часто делает Офили, он использует метафизические и бытовые аспекты африканской культуры. При этом, конечно, мы не знаем наверняка, что в точности он подразумевал, как и не знаем такой потенциально многозначительной вещи, голыми ли руками он накладывал помёт на изображение Мадонны или использовал перчатки?

Итак, мы видим один из ключевых символов христианства – Мадонну, и один из ключевых африканских символов – слона (в его финализирующей ипостаси – в виде помёта). Их объединение в рамках единого изображения задает нерв всей работе. С Мадонной почти все понятно, но символом чего является слоновий помёт? Убавляет или прибавляет сакральности его использование при изображении Девы Марии? Прибавляет. И вот почему.

1. «ВОДА ЖИЗНИ». В африканской саванне, когда отсутствие воды становится критическим, жизнь аборигенам спасает жидкость, выжатая ими из свежего слоновьего навоза. Очевидно, символическое значение этого факта прямо используется Крисом Офили как отсылка к спасению «водой праведной жизни», которая мистически изливается из груди Девы Марии на всех страждущих христиан.

2. «СЛОВО БОЖЬЕ». Из слоновьева помёта в Африке и Азии традиционно делают бумагу. Слон съедает в день до 300 кг. пищи, примерно половина этого древесно-травянистого объема выходит из него с частотой 16 раз в сутки. Экскременты собирают, сушат, промывают и дезинфицируют, при необходимости добавляют красители. После варки и ручной обработки из 10 кг. навоза получается примерно 200 листов бумаги, которая производится до сих пор и активно продается всем желающим. Ясно, что в этом контексте символическое значение связки «помёт-грудь Мадонны» трудно квалифицировать иначе, как образ источающегося из ее соска «слова веры», которым она вскармливает все христианское человечество и которое затем ложится на бумагу в качестве письменного «слова божьего» (вспомним здесь, что «первый иконописец» св. Лука, создавший первоначальный рукотворный образ Девы Марии, – был евангелистом, т.е человеком, написавшим Евангелие).

3. «СПАСИТЕЛЬНЫЙ ОГОНЬ ВЕРЫ». В саванне в ночное время может быть весьма прохладно. Чтобы согреться, отпугнуть хищников и насекомых, местные жители используют костер. Разжечь его позволяет сухой слоновий помёт. Таким образом, применением слоновьего навоза в изображении Мадонны Крис Офили намекает и на эту ипостась сакрального образа Девы Марии – как светоча и заступника, воспламеняющего истинную веру подлинного христианина и этим огнем веры спасающего от искусов и опасностей окружающего мира.

4. «ЧИСТОТА ДЕВЫ МАРИИ». В Римской империи полагали, что слоновий навоз, помещенный во влагалище, предотвращает беременность. Он изменяет кислотность и эффективно нейтрализует сперматозоиды. Здесь у Криса Офили очевидная и настойчивая апелляция к символу чистоты, безгрешности и незапятнанности Девы Марии, не знавшей мужского семени.

5. «ХЛЕБ НАШ НАСУЩНЫЙ». В крайних обстоятельствах слоновьи экскременты можно есть. Точнее, из них выковыривают и едят растительные семена, в полупереваренном виде находящиеся в помёте (который, надо сказать, не выглядит как кусок, например, человеческого говна, а представляет собой некую силосную, травянистую массу, на вид совершенно не отталкивающую, и в сушеном, брикетированном виде служащую в том числе и для строительства жилищ).

6. И, наконец, главное, что мы можем сказать о слонах, опираясь на Бестиарий XII-XIII века: «Дракон (здесь дракон один из изводов дьявола. – В.А.) прячется у троп, по которым движутся слоны, потому что дьявол всегда преследует наилучших мужей. Их голени дракон охватывает узлами хвоста и, если может, ловит их в западню, так и дьявол ловит в западню узлами грехов тех, кто держит путь к небу…». Итак, используемый Крисом Офили слоновий помёт, со всей ясностью говорит нам об искушениях греха и ловушках дьявола на пути истинного праведника, каким выступает слон, и тех опасностях, которые подстерегают грешников, отлученных в своем неверии от груди Девы Марии.

А вот теперь перейдем к теме святости. И посмотрим, что писал на этот счет Гегель.

Для Гегеля современное ему искусство (что уж говорить о современном нам) «потеряло характер подлинной истинности и жизненности, перестало отстаивать в мире действительности свою былую необходимость, а, скорее перенесено в мир наших представлений», «Можно питать надежду, что искусство и дальше будет расти и совершенствоваться, но его форма перестала быть высшей потребностью духа. Мы можем находить греческие статуи богов превосходными, а изображения бога отца, Христа и Марии достойными и совершенными, – это ничего не изменит: мы все же не преклоним колен». «Теперь художественное произведение сразу вызывает в нас не только непосредственное удовольствие, но и оценку, так как мы подвергаем суду нашей мысли его содержание, средства изображения и соответствие или несоответствие обоих друг другу».

И вот, известный австрийский философ Конрад Лиссман, резюмирует: «То, что искусство могло стать предметом чисто эстетического суждения, ИМЕЛО СВОИМ УСЛОВИЕМ, ЧТО ЕГО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕЛЬЗЯ БЫЛО СУДИТЬ НИ ПО КАКИМ ИНЫМ – РЕЛИГИОЗНЫМ, моральным, политическим или идеологическим – критериям, ПОСКОЛЬКУ ОНО БОЛЕЕ НЕ ВЫПОЛНЯЕТ ФУНКЦИИ, С НИМИ СВЯЗАННЫЕ».

Искусство судить нельзя! Его можно лишь понимать.