Скорее, творчество помогает в депрессии - преодолеть тяжелые состояния, в том числе на уровне их причин. Но вообще как показывает история той же художественной литературы или живописи - большинство писателей, поэтов и художников по меньшей мере пессимисты с креном в фрустрацию, алкоголизм, наркоманию (пример Чехова, Булгакова), игроманию и скажем так, своеобразное отношение к насилию над детьми (Достоевский), опять же утонченный мазохизм и страсть к саморазрушению и суициду (Гете, Гельдерлин, Толстой, Маяковский, Есенин, Цветаева) ну и многия-многия.
Раньше, где-то в 90-х, в филармониях часто выступали с лекциями на тему "гений и злодейство", под злодейством имея ввиду разные акцентуации и зависимости. Мне запомнилась печальная судьба алкоголика Мусоргского, напивавшегося до страшнейшей белой горячки и гея Чайковского П.И., который какому-то гвардейскому офицеру писал письма, полные униженной любви, и грозился приехать целовать между пальцами ног. Цитаты из писем за подписью самого Чайковского - автора Лебединого озера между прочим, - прилагались через диапроектор. После этого, помню, долго не везло мальчику с похожей фамилией. Кроме как "Пи.." его не называли. Дети, жестокий народ. Я, помню, имела другое мнение - всегда называла его Вик.тором.
Потому я против сведения творчества к патологии, девиации или депрессии.
Другое дело, что предрасположенность к глубокой мыслительной деятельности, врожденная склонность к психологии, философии, этике определенным образом влияют на психику творческого человека. Редко когда авторы глубоких бестселлеров бывают порхающими мотыльками с активной жизненной позицией. Вне серьезного и долгого осмысления, рефлексии, сопряженной с тяжелыми внутренними переживаниями невозможно написать Братьев Карамазовых, Мастера и Маргариту, Тихий Дон... Нет, ну комиксы не в счет. Или детские считалки. Но когда ты пишешь человека с его кренами и патологиями, духовными прорывами и обрушениями, оставаться голубоглазой трубадурочкой не получается. Вы сами попробуйте переживать за какое-либо теле-событие в течение двух-трех часов. А писатель делает это ежедневно, почти круглые сутки. Ибо когда не пишет, он собирает материал, собрав, обдумывает и строит тактику и стратегию изложения, прорисовывает образы, детализирует, "копается в кишках" причем не одного, а многих персонажей. Которые будто оживают и очень порой расстраивают автора новыми обстоятельствами своих девиаций. Почитайте Лосского о Достоевском и его христианском миропонимании. Проще - обо всех странных нюансах и страшных терзаниях его души. Скорее именно это обстоятельство - потребность глубоко разобраться в природе человека, в самых тяжелых философских проблемах и толкает человека к творчеству. И само творчество здесь выступает как процесс и итог такого плана раздумий и философий. И - оно же - лекарство. Поскольку написанная книга - это закрытый гештальт. Это - последнее слово, которое автор сказал неразрешимой когда-то этической и психологической дилемме.
Естественно, что такой образ творческой жизни напоминает затянувшуюся депрессию. Но это не всегда верно. Склонность к одиночеству, определенная аутичность поведения, временный, а то и постоянный "отрыв" от нормальной жизни с ее уютом, семейными ужинами, приятелями и сплетнями, - это одна из качественных характеристик творческого процесса. Без этого не напишешь роман или потрясающую картину. Вот эта склонность к затворничеству, ершистость и лохматость создает у стороннего наблюдателя впечатление что человеку совсем плохо. Но писателю, для которого творчество и есть жизнь, жить иначе просто не получается. Хотя, конечно, возможны различные уступки и компромиссы. Наиболее полно об уступках и компромиссах написано в книге о Л.Н. Толстом "Бегство из рая". Слабонервным, как говорится, читать не рекомендуется. Там страдали, пытались покончить с собой, истерили и с трудом выживали почти все члены благородного семейства.
Какой уж тут оптимизм и хорошая укладка.