В социальных сетях об этом, кстати, спрашивают часто.
Вопрос об отношении А. С. Пушкина к монархическим конвенциям царствования Николая I тревожит многие поколения читателей на протяжении, по крайней мере, более чем столетия. В заголовок поста нами намеренно вынесена лишь самая наивная его форма, однако такой вопрос вполне имеет право на существование, и на него нужно избегать чрезмерно прямолинейных ответов.
Если принять во внимание элементарную формулировку вопроса, то заговора (в смысле акцентов бульварной прессы) против Пушкина не было, но в смысле политической лояльности практике монархического правления, которая сложилась в России к первой трети XIX столетия, вопросов со стороны власти к Пушкину просто не могло не быть.
Обратимся к некоторым не совсем известным фактам, подтверждаемым даже архивными документами.
Распространение в публичном обращении элегии "Андре Шенье" на материале событий Французской революции вызвало для поэта более чем серьезное моральное затруднение, поскольку привело к расследованию III отделения по делу о политической крамоле и пропаганде республиканских идей. Некий прапорщик Молчанов переслал рукописную копию элегии своему знакомому, армейскому капитану Алексееву, к которому экземпляр попал с надписью "На 14 декабря", сделанной рукой также абсолютно неизвестного Пушкину лица - учителя Леопольдова. По делу об этой противозаконной пропаганде Пушкин давал военному суду три письменных объяснения, где заявлял, что стихи были написаны до событий 14 декабря и относятся лишь к этапам истории Франции 1789 года. Объяснения автора были приняты, но капитан Алексеев был предан суду военного трибунала и казнен за одно только хранение экземпляра стихотворения Пушкина, излагавшего хронологию событий Французской революции. Смертный приговор был утвержден лично Николаем I.
В еще одном случае человек отделался достаточно легко. Помещик Полоцкой губернии Убри, учившийся в Царскосельском лицее и служивший в одно время при русской миссии в Мадриде, произнес перед дворянами своей губернии речь на французском языке, в которой обращал внимание высшей власти на самоуправство чиновничества. В речи заподозрили либеральные веяния польского восстания 1831 года. Следствие задавалось вопросом о возможности участия Пушкина, сокурсника Убри по Лицею, в подготовке текста этого "неуместного" публичного выступления и пришло к выводу о невозможности этого вследствие недостаточной степени предполагаемого знакомства Пушкина и Убри. "Вольнодумец" был переведен в Калужскую губернию.
В любую историческую эпоху мыслящий человек всегда пропускает государственные концепции и пропаганду через им лично созданную систему фильтров, устраняющих одно и усиливающих другое. Представлять Пушкина средним, убежденно-трафаретным монархистом было бы все же неверно. Иначе им не была бы сожжена в Болдине X глава "Евгения Онегина", в которой контекст европейской истории 1820-1830-х годов трактуется с позиции приверженца конституционных решений, - с позиции интеллектуала, близкого декабристам.
Мы имеем законное основание полагать, что фраза частного разговора Николая I о том, что "Пушкина мы насилу довели до христианской кончины" скрывает в себе и далеко не бытовой смысл.