Теперь Кью работает в режиме чтения

Мы сохранили весь контент, но добавить что-то новое уже нельзя
Филолог, литературовед, преподаватель языков, политический публицист, литератор.   · 7 нояб 2022

Танцы он, ранее, любил всегда – в странных местах, весной на лугах, зимой на чугуне камина, на зеркале паркета зала, у моря на граните скал

Танцы он, ранее, любил всегда – в странных местах, весной на лугах, зимой на чугуне камина, на зеркале паркета зала, у моря на граните скал.
Об этом он исповедуется женщине-другу (замечательное явление для того времени), некой Эльвине.
И вот эта любимая оказалась надменной, ее не надо долго прославлять, после разрыва он считает, что
Они не стоят ни страстей,
Ни песен, ими вдохновенных.
То есть налицо очень сильный любовный разрыв на фоне балов и танцев, который отменяет версию о нравах и вводит нас в мир личного, у нарратора просто страх перед балами и танцами, комплекс проигравшего.
И вот на этом фоне у автора возникают к Онегину вдруг теплые чувства. Он пытается это объяснить, чем делает историю еще более запутанной, например, при создании искусственного антонимического ряда «Я был озлоблен, он – угрюм» как причины близости.
Вдруг меняется и характер Онегина. «Мечтам невольная преданность, неподражательная странность, и резкий, охлажденный ум».
Какие мечты? У Онегина – сплин! Он разочарован, сама суть его существования подорвана, он асексуален. Кому он предан? Какой мечте? Что за странность? Я напомню, что Евгений типичен, а не атипичен. Он совершенно нормальный герой своего времени, типаж, образец, а про охлажденный ум тоже не очень понятно, потому что умом Онегин и не жил – он существовал шаблонами и их постоянным применением.
То есть мы наблюдаем совершенно неожиданную смену отношения нарратора к Онегину – от ярко издевательской до чуть ли не влюбленной, из представителя серой толпы Евгений становится чуть ли не Чайльд-Гарольдом.
В чем причина этого изменения?
В обоих сердца жар угас
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей на самом утре наших дней.
Это безумно важная строфа для понимания образа нарратора.
Первое. Он примерно так же молод, как Онегин. У обоих «утро дней». Оба молоды. Никакого знакомства с отцом Онегина, кроме шапочного, нарратор свесть не мог, потому что разница в возрасте свела бы это знакомство к формальности. Соответственно, мы забываем про участие автора в дискуссиях о залоге земель и про его участие в образовании Онегина до сплина. Они действительно только после наступления хандры не просто сдружились, а познакомились.
Второе. Обоих ожидает злоба слепой Фортуны. Мы не знаем ни на момент произнесения этой фразы, ни после нее, что там у автора было с Фортуной и тем более – у Онегина. Онегин не несчастный человек, он счастливчик. Его отец разорился – а он смог вести жизнь денди, бесчестить дам, думать о красе ногтей и мог позволить себе сплин.
Если взглянуть в перспективу романа – то смерть Ленского – не удар Фортуны, это логическое следствие поведения Онегина. Это можно было предсказать.
Безответная влюбленность в Татьяну – тоже не удар Фортуны. Это даже не упущенная возможность. Это просто преображение Татьяны, на которое Онегин не рассчитывал.
Кто-то скажет, что наличие у Евгения чувств вообще является прямым доказательством везения, он перестал хотя бы быть асексуален.
Про нарратора мы вообще не знаем ничего. Ну, бросила его дама. Ну, не получилось в любви. Что там с ним натворила Фортуна – большой вопрос.
А вот злоба людей… Тут все вообще непонятно. Никто никогда в романе не злится на Онегина. Соседи в деревне слегка обижаются, что он от них драпает, но тепло принимают при любом случае.
Возможно, что в недоконченной части романа что-то меняется, но она нас не интересует, ее же нет. Мы можем работать только с тем, что имеем.
Итак – на момент знакомства автор и Онегин – почти сверстники. У обоих сплин. Оба ждут большого невезения и ненависти со стороны людей.
Почему?
Тем не менее, мы имеем один полу ответ на вопрос прошлой лекции. Именно: почему Онегин вообще поехал жить в деревню. У него, напомню, не было никакого повода это делать. Он прекрасно мог нанять управляющего и остаться в Питере. Он прекрасно мог заехать, посидеть там, сорвать пару поцелуев крепостных крестьянок и вернуться в отвратительный, но все-таки более разнообразный Петербург.
Сидеть в деревне в восемнадцать-двадцать лет – нетипично, если у человека все хорошо с деньгами, и он вырос в столице.
Мой телеграм-канал о литературе. Перейти на t.me/smertavtora