Широко известен пассаж Л.С. Выготского про облако смыслов, которое проливается дождём слов. Но многие забывают, что есть ещё продолжение этой идеи, в котором говорится про ветер, двигающий облака, — мотив. «Сама мысль рождается не из другой мысли, а из мотивирующей сферы нашего сознания, которая охватывает наше влечение и потребности, наши интересы и побуждения, наши аффекты и эмоции. За мыслью стоит аффективная и волевая тенденция. Только она может дать ответ на последнее „почему“ в анализе мышления. Если мы сравнили выше мысль с нависшим облаком, проливающимся дождём слов, то мотивацию мысли мы должны были бы, если продолжить это образное сравнение, уподобить ветру, приводящему в движение облака. Действительное и полное понимание чужой мысли становится возможным только тогда, когда мы вскрываем её действенную, аффективно-волевую подоплёку» [Выготский 1982: 357].
Интересно дополнение к этой идее, не вошедшее в текст «Мышления и речи»: «Если мысль — облако, проливающееся дождём речи, то 1) облака имеют своё движение, капли дождя — своё, хотя то и другое связано: дождь передвигается с облаком, облако истаивает дождём и т.д. Мотивы речи — ветер, приводящий в движение облака: он имеет своё движение, тоже связанное. Есть облака, не проливающиеся дождём… есть ветер бессильный и [ветер] другой — разгоняющий облака, а не собирающий их» [Записные книжки Л.С. Выготского… 2017: 327]. Хотя и дождь, и облако, и ветер имеют своё движение, дождь не прольётся там, куда ветер не пригнал облака, и ветер может не пригнать, а разогнать их.
Следовательно, нужно сказать более конкретно: речевая деятельность опосредована не только собственно языковыми знаками и их значениями, но также и формами личностной регуляции жизни человека. Названная метафора Л.С. Выготского хорошо демонстрирует, что для изучения речевой деятельности нужно учитывать её мотив.
Мотив деятельности — это и есть потребность в форме конкретного предмета. Это «…материальный или идеальный „предмет“, который побуждает и направляет на себя деятельность или поступок, смысл которых состоит в том, что с помощью мотива удовлетворяются определённые потребности субъекта» [Большой психологический словарь 2006: 274]. Важно учитывать, что мотивом может быть не только материальный, но также и идеальный предмет, точнее, не только предмет, но и какие-то его отдельные свойства — материальные или идеальные, а также связи с другими предметами. В большинстве случаев именно это и имеет место: в нашем взаимодействии с другими людьми куда важнее идеальные свойства предметов, чем материальные.
Мотив деятельности (т.е. конкретный предмет действительности) определяет, какие другие предметы, с ним связанные, должны быть вовлечены в деятельность.
Мотив имеет две функции — побуждение деятельности и создание её смысла для субъекта, создание её переживания как небессмысленной (о роли смысла в деятельности см. подробнее главу 4). «Именно это слияние обеих функций мотива — побуждающей и смыслообразующей — придаёт деятельности человека характер сознательно регулируемой деятельности. Ослабление и искажение этих функций — смыслообразующей и побудительной — приводят к нарушениям деятельности» [Зейгарник 1986: 103]. Например, школьник может понимать, что для своего будущего он должен хорошо учиться, но этого понимания ещё не достаточно для его реальной хорошей учёбы.
Итак, способность некоторого предмета удовлетворять ту или иную потребность обусловлена его идеальными свойствами и ролью во взаимодействии людей. Поэтому «подчинение действий, которыми человек разрешает встающие перед ним задачи, казуистике личностных мотивов вне отношения к логике задач если и имеет место, то главным образом в отношении малозначительной деятельности, в которой задачи отступают на задний план только в силу их ничтожности и несущественности; да и эта гегемония мотивов над задачами имеет место больше в представлении субъекта, чем на самом деле» [Рубинштейн 2009: 467]. Мотив деятельности определяется более широкой системой взаимодействия людей, в которую входит данная деятельность.
Проведу здесь языковую параллель. Согласно Ф. де Соссюру, акт речевого общения индивидуален и обусловлен просто субъективным желанием общаться, а не объективными условиями социального взаимодействия, создающими необходимость общения, уже частным случаем которой (особые межличностные отношения двух людей) является желание людей общаться [Соссюр 1977: 49]. Соссюр просто констатирует это положение. Напротив, по Е.Д. Поливанову, речевой акт обусловлен не желанием одного индивида сообщить что-то другому, а объективной потребностью во взаимодействии, которое может быть осуществлено только с помощью языка. Если допустить существование в индивидуальном сознании искусственной системы ассоциаций между произносительно-слуховыми знаками и образами сознания, возникает вопрос: «Можно ли такую произвольно созданную систему считать языком?» Е.Д. Поливанов отвечает на этот вопрос отрицательно: «Ответ на такой вопрос (явится ли данная произвольно созданная мною система языком?) равносилен следующему вопросу: употребляется ли она кем-либо (хотя бы даже минимальным коллективом из двух лиц) для коммуникации? И пока такого социального использования системы не происходит — это не язык» [Поливанов 1968: 178]. Далее он поясняет: «А что нужно для того, чтобы данная произвольно созданная индивидуумом система получила реальное существование в качестве языка, т.е. чтобы нашлись лица, заинтересованные в том, чтобы эту систему усвоить и применять для взаимного общения? Для этого требуется реальное существование коллектива, реально объединённого известными кооперативными потребностями и неспособного обслужить себя (в составе всех членов данного объединения) какой-либо другой системой (т.е. другим языком)» [Там же: 179].
У каждой деятельности только один мотив. Но мотивом может оказаться любой предмет; быть мотивом — не имманентное свойство предметов. «Предмет, выступающий как мотив деятельности, является психологическим центром ситуации, в которой эта деятельность разворачивается. Это — узел, в котором сходятся потребности субъекта, актуальные на данный момент, и возможности их реализации, содержащиеся в ситуации. […] Другими словами, конкретные материальные или идеальные объекты, явления или действия могут приобретать системное качество мотива деятельности постольку, поскольку они оказываются включены в определённую систему (системы) отношений субъекта с миром. Полисистемность предмета, то есть возможность включения его во многие разнопорядковые системы обусловливает принципиальную возможность реализации в побуждаемой одним мотивом деятельности одновременно нескольких потребностей. Более того, один и тот же объект может приобретать свойства предмета потребности и тем самым мотива деятельности в одной системе, цели — в другой, средства — в третьей, условия — в четвертой, знака — в пятой и т.п.» [Леонтьев 2007: 193].
Можно обобщить разницу между потребностью и мотивом словами Д.А. Леонтьева: «Мотив деятельности есть предмет, включенный в систему реализации отношения субъект — мир как предмет потребности и приобретающий в этой системе свойство побуждать и направлять деятельность субъекта. Выступая, как правило, одновременно элементом нескольких систем (то есть будучи связан с реализацией нескольких качественно различных отношений субъект — мир различными своими гранями), он функционирует как „полимотив“, отвечающий одновременно нескольким потребностям» [Там же: 193–194]. Проще говоря, мотив связан обычно не с одной, а с несколькими потребностями, которые и удовлетворяются соответствующей деятельностью.
Как было сказано, мотивом могут выступать как отдельные предметы, так и целые действия, ситуации и события, например, поступление в вуз, выступление на научной конференции, заключение брака. Поэтому мотив может соотноситься сразу с несколькими деятельностям и соответствующими им потребностями. При этом важно учитывать два обстоятельства. Во-первых, различные деятельности не отделены друг от друга однозначной границей (это возможно лишь в искусственных условиях эксперимента) и часто связаны по содержанию (результат одной является мотивом или инструментом другой), поэтому удовлетворяемые ими потребности, как и их мотивы, могут пересекаться. Во-вторых, по мере осуществления деятельности сам мотив может изменяться (например, наполняться новым содержанием) и вследствие этого менять свою побудительную силу.
Мотив может включать в себя и негативные компоненты, если деятельность удовлетворяет одни потребности и ущемляет другие. Кроме того, мотив может быть задан искусственно — другими людьми, от которых зависит удовлетворение потребности, и целой системой общественных отношений.
Мотив речевой деятельности задан извне, из другой деятельности, которая обслуживается речевой деятельностью. А мотивом является образ предмета или ситуации, следовательно, этот образ как бы окрашен другими компонентами и факторами той деятельности, которая обслуживается речевой. Можно сказать, во-первых, что мотив речевой деятельности (т.е. побуждающий её предмет) дан внутри другой деятельности, он есть часть внутренних связей другой деятельности, эти связи суть часть его деятельностной онтологии, его онтологии именно как предмета деятельности, а не как отдельной материальной вещи. У речевой деятельности нет собственного мотива, он всегда задан извне. Во-вторых, следовательно, речевая деятельность в отличие, например, от предметной, побуждается не образом конкретного предмета, но образом всей той деятельности, в которой речевая деятельность является одним из компонентов, средством достижения конечной или промежуточной цели, т.е. системой образов. Образ потребного будущего, строящийся в сознании для осуществления речевой деятельности, — это не столько представления о том, что станет с предметом в результате речевой деятельности, сколько представления о том, что станет с ситуацией, с деятельностью, частью которой этот предмет уже (т.е. до начала речевой деятельности) является. Прошлые и возможные будущие ситуации связаны по множеству компонентов: потребность, предмет, орудие (знак), результат и т.д. Речевая деятельность позволяет удерживать связь между уже имеющимся опытом и тем опытом, которого ещё не случилось, а также позволяет использовать не весь опыт целиком. Причём образ наличной ситуации, переходящей в желаемую, связан далеко не со всеми образами схожих ситуаций, хранящимися в памяти. Сознание выделяет в глобальном образе ситуации те её части, образы предметов и их отношений, которые в наибольшей степени нужны и желательны для достижения цели.
__
Большой психологический словарь: Справ. изд. / Под ред. Б.Г. Мещерякова, В.П. Зинченко. – 3-е изд., доп. и перераб. – СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2006. – 666 с.
Выготский Л.С. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 2: Проблемы общей психологии / под ред. В.В. Давыдова. – М.: Педагогика, – 1982. – 504 с.
Леонтьев Д.А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. – 3-е изд., доп. – М.: Смысл, 2007. – 511 с.
Записные книжки Л.С. Выготского. Избранное / Под общ. ред. Екатерины Завершневой и Рене ван дер Веера. – Москва: Издательство «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2017. – 608 с.
Зейгарник Б.В. Патопсихология. – М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1986. – 287 с.
Поливанов Е.Д. Статьи по общему языкознанию. – М.: Наука, 1968. – 376 с.
Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. – М.: Прогресс, 1977. – 696 с.
Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. – СПб.: Питер, 2009. – 713 с.