Начало текстовой версии эпизода читайте в предыдущем посте)
Катя: Мужчины считают, что сдержанность и закрытость – это хорошо, а потом они все равно проходят через то же самое. Надо раньше это делать. Идея силы делает мужчин гораздо слабее, чем женская слабость и это большая склонность к открытому страданию и уязвимости.
Андрей: Да, но я в 2021 году настаиваю на том, чтобы не проводить таких половых различий. Если мы верим или кто-то верит, или лучшие умы верят, что это все конструкты: гендерная идентичность – конструкт, пол, в большей степени – конструкт.
Катя: Наука психология не может отойти от этого, потому что мы созданы из кубиков этого конструкта.
Андрей: Я тоже не могу от этого отойти, но в большом мире, в котором мы живем, это большое обсуждение. Мне кажется, что иногда на такие вещи нужно смотреть раз за разом. Я понимаю, наверное, что это было бы большое достижение сил добра, если бы я или любой из моих друзей мужского пола дошел до психотерапевта, но наберитесь терпения.
Катя: Но кто должен спеть, чтобы ты это сделал? Не я, я подозреваю, что не я. Кто должен спеть? Высоцкий?
Андрей: Мне кажется, Рома Жиган (смеются). Вот тогда я подумаю.
Катя: Там есть очень крутая строчка про то, что он не ходил к Дудю, потому что точно знал, что тот спросит про леща.
«Каждый оппонент на баттле стелет про лещей мне, запретная тема, но секрет Полишинеля. Я всегда молчу в этом я герой поколения, не пойду к Дудю – он точно спросит про колени»
Катя: Я думаю, что теперь он, конечно, пойдет к Дудю.
Андрей: Это буквально приглашение было
Катя: Типа, «чувак, я готов». Дудь спросит и про Жигана, и про все то, что ты говоришь. Он даст интервью и ответит на многие вопросы, которые ты ему задаешь. Психотерапия и проработка травм не занимает 10 минут: люди годами ходят и на анализ, и на терапию.
Андрей: У нас это все впереди. Я хочу сказать, что поскольку есть герой, то мне интересна не часть про терапию, а часть про героев. Оксимирон знаменитым образом делает обзор книжки Кэмпбелла «Тысячеликий герой», буквально описывает типически биографию героя: что лиц у него тысяча, а проживает он один и тот же сюжет. Он получает вызов, переходит в какое-то потустороннее состояние, полувымышленный или мало возможный мир, в котором совершает какие-то действия, выполняет какие-то квесты. В конце переходит в обратное состояние, решив все квесты. Эти десять лет — это внемирное, полувымышленное существование героя с квестами. Мне, когда я думаю про героев, кажется, что в России как раз герой тот, которого описал Оксимирон. В этом смысле это совершенно выдающийся текст — это и есть главный русский герой. Представь себе какой-нибудь американский сериал «Сютс». Сериал построен на том, что главный герой накосячил в начале первой серии и потом много сезонов за это платит. Я уже перестал их давно смотреть, а он все платит за это и платит, и платит и возвращается обраточка.
Катя: Все фильмы Коэнов про то, что человек совершает какой-то идиотизм, а дальше случается катастрофа, потому что он пытается это прикрыть.
Андрей: Прикрыть. Мы все понимаем, что это и есть герой современности. Герой прошлого боролся с богами и судьбой, поэтому у него были эти Кэмпбеловские сюжеты. Герой современности борется исключительно с собой. Все хорошее и плохое он создает только сам. Наша массовая культура достигла этого уровня. Дальше получается, что есть только два вида героев: есть герой номер один, который что-то маленькое зафакапил в начале серии, а потом за это платит все время. Все это время он возвращается, и только он наладит себе жизнь, как это происходит снова. Герой номер два, который лежит в своей канаве десять серий, а потом в одиннадцатой встает и становится героем, потому что он сто раз совершал неверный выбор, а на сто первый почему-то он из любви, нежности, старости говорит, что «сейчас я поступлю правильно», и становится человеком, обрастает объемом у нас на глазах.
Катя: Получается, что у всех успешных героев, тех которых мы видим, нет пути через канаву, и они уже герои. Соответственно, их путь – только через раскрытие сердечка и вытаскивания боли.
Андрей: Проблема в том, что если ты герой античности, то тебе легко быть героем, потому что тебе все время подкидывают подвиги. Закончил один подвиг, лег побухать, а тебе тут же судьба, или Гера или Зевс подкидывают новую проблемку, а ты ее решаешь.
Катя: Ты сказал античная пьеса, а у Оксимирона есть такая: «судьбой в античной пьесе на сцену входит Рома Жиган».
«Токсичная дружба; валить, сука, нужно
Ещё в середине октября дал знать, что я ухожу
Только докатаем города, но ровно тогда
Судьбой в античной пьесе на сцену входит Рома Жиган».
Катя: Он отчасти себя идентифицирует с античным героем.
Андрей: Конечно, он себя ассоциирует с античным героем, а не с новым героем. У нового героя проблема, а у Геры нет. Никто не подкидывает проблем, проблемы он должен сам себе придумать, чтобы их решать. Этот способ «накосячить в начале» очень эффективный, потому что ты себе гарантируешь 12 подвигов потом, если хочешь выйти из них.
Катя: Ты считаешь, что он подменяет своих демонов внешним роком? Что он перекидывает вину на Жигана, а на самом деле все это внутри него? Он говорит про Рому Жигана, но то, что его там нет (ты говоришь, что он герой из фольги) — это про то, что весь этот эпизод, все эти 10 секунд, а на самом деле 10 лет, все происходило внутри него?
Андрей: Да, я про это тебе говорю. Я уже разделяю Оксимирона и персонажа песни «Кто убил Марка». Потому что? Литература, восьмой класс, автор не равен персонажу. Но его персонаж, язык его описания, конечно, древний, не новый, — это интересно, как на это не посмотри. Оксимирон написал довольно смелый текст и расширил границы принятого вокруг него, в своем окружении, в референтной группе. Это со всех сторон смелый шаг: как лично, так и творчески, но при этом язык описания остается очень классическим. Набор вещей, из которых складывается сюжет — это очень публичные вещи. Либо какие-то вещи из CV, понимаешь? Это не то, что «я сижу на кухне в пять утра и думаю вот это, а потом я думаю нет, не так, я поступлю этак» — этого ничего нет. Есть набор действий, которые он совершает и говорит: «Я вам покажу. Я не буду рассказывать вам, что у меня на душе, просто посмотрите на эти события моей биографии». Благодаря этому сюжету сложится пазл.
Катя: Интересно, что я не разделяю Оксимирона и его героя. Мне кажется, что это ужасно важная примета времени, что сейчас, если ты хочешь быть в современной продвинутой культуре, то...
Андрей: Ты не должен их разделять.
Катя: Во-первых, ты не должен бояться слиться с персонажем. Во-вторых, есть некоторый запрос на боль: если ты не демонстрируешь боль, слабости, травмы, мучения внутренние — можно доводить до абсурда. Если ты не видишь особенностей своей психики, не признаешь ее, не признаешь тревожность, и какую-то внутреннюю непростую работу психики, то ты не живой. Он про это читает, что он был неживым, а становится живым. Поняв эту боль и принеся ее нам, он оживает. Без этого в наших глазах он не живой, и в своих глазах его нет. Его нет шесть лет, пять лет, потому что он умер, в нем нет жизни, он не может ее предъявить, понимая, что он должен предъявить боль. Не предъявляя боль, он не оживет.
Андрей: Поэтому он отжимается до кровавых соплей.
Катя: Вчера, когда я написала вопрос в наш телеграм-канал «что люди думают про новый клип?», ко мне пришел музыкант Василий Зоркий. Он казал, что это точно не первый пример публичной рэперской и мужской психотерапии, и он прислал мне песню, которая вышла в декабре 2019, песня группы «Каста». Это тоже пацанская культура, это рэп, это круто.
Андрей: У них больше самоиронии, кстати.
Катя: Самоирония — это не запрос времени. В этой песне самоиронии мало. Здесь 4 куплета, которые читают 4 участника, по полторы минуты психотерапии. Я даже нашла текст песни, где в конце объясняется кто какую боль приносит. Влади — рассказывает о разводе; Шим – про смерть отца, Хамиль – бросает ребенка (читает от лица человека, который бросает ребенка) и Змей — о женщине, которая в одиночку воспитывает сына. Там есть такие слова: «Fifa на Плейстейшн или футбольный мячик — о чем на самом деле мечтает маленький мальчик? Мама не знает, мама сама как дитя. Мама не злая, маме попросту не до тебя». Еще там про папу есть «Глухая белая дверь. Папа, давай играть. Папа работает там. Папе нельзя мешать. Но я скулю в дверную щель: папа, давай играть». Это же все классические предметы терапии. Папа, мама, развод, такая боль, сякая боль. Мне кажется, что эти пацаны крутые, и они всегда были крутые. Каста – крутые, Окси – крутой. Старческий взгляд на это был всегда, что это – мальчишество. Такое пацанство, которое очень близко к мальчишеству и невзрослости. То, что они теперь выносят — это ровно про то, что это маленькие мальчики, у которых много боли, а чтобы повзрослеть, им надо детскую боль про маму и папу каким-то образом проработать. Публичность — часть этой проработки. Ты свою пацанскость меняешь на ранимость. Не удивлюсь, если они потом все будут писать баллады.
Андрей: Этот сюжет про Басту?
Катя: Касту
Андрей: Касту.
Катя: Жиган – Джиган.
Андрей: Я не очень выкупаю именно из-за того, что это все для меня литературная деятельность.
Катя: Что это маркетинг?
Андрей: Я вижу очень много литературы в том, что делает Оксимирон. Например, в выступлениях, которые я видел до этого, он очень завернут на версификации, придумывает какие-то небанальные рифмы, интересные слоговые решения, напихивает их в какой-то бессмысленный баттл с каким-то бессмысленным чуваком.
Катя: Ты считаешь, что ради красного словца не пожалеет и отца?
Андрей: Наоборот. В этом тексте этого гораздо меньше. Текст довольно беспомощный для Оксимирона, который говорит: «Я филолог, я филолог». Он все время это подчеркивает, в каждой своей строчке. Этот текст – это еще специальные упрощения. Текст был упрощен с тем, чтобы это был искренний честный рассказ, но я-то не могу забыть, что со мной говорит человек, который мыслит себя филологом, мыслит себя создателем очень сложной языковой и стилистической формы. Можно ругать или хвалить его успехи в этом смысле, считать их поэзией или нет, но я точно считаю, что он...
Катя: Может лучше? Ты недоволен тем, что исповедь недостаточно литературна?
Андрей: Точно может лучше. Альбом «Горгород», в смысле языка, в 20 раз лучше, чем этот текст.
Катя: Но ты понимаешь, что мы не можем ругать публичную исповедь? Ты не можешь сказать «я буду рассматривать это как литературный текст» и «я тут не выкупаю», «тут мне не хватает того» — это невозможно. Он не сможет прикрыться тем, что это литература: «на самом деле не так уж я и переживал», «спал я с одной женщиной».
Андрей: Он строил отношения, как мы знаем потом.
Катя: Это не соответствует той новой искренности, в которую он приносит это произведение. Оксимирон понимает что, уже Слава КПСС, он же Гнойный, уже выпустил разбор, но ни один приличный человек не сможет сказать то, что ты говоришь, Андрюх, что это недостаточно литературно (смеется).
Андрей: Можно это будет слоган нашего подкаста? «Ни один приличный человек не скажет то, что ты говоришь».
Катя: Как будет происходить взросление, потому что за этой проработкой, когда ты это все проработал, должно быть взросление. И взросление, и следующий шаг после проработки боли — это, обычно, выставление границ. Как рэп-культура и как творчество Оксимирона будет проходить следующий этап: выставления границ, построения здоровых отношений, не токсичных? Он же пишет, что у него был Шок и он был токсичный. На самом деле рэп-культура очень токсична. Баттлы — это токс, возведенный в культ.
Андрей: Я могу быть очень наивным, но если бы я познакомился с человеком, которого зовут Шок, я бы сразу заподозрил, что меня ждут токсичные отношения.
Катя: Как может сочетаться эта дико токсичная культура с борьбой против токса и ограждение себя от токсичных людей с оздоровлением? — я не понимаю. Что следующее: либо он уходит в правозащиту, либо он уходит от себя, от героя и начинает бороться за права всех, а их много, чьи права нарушаются в России? Но как герой, я не понимаю, как он может выжить.
Андрей: В тексте есть: «Боялся простоять на коленях 10 секунд, а простоял 10 лет», и тут еще важно, что это видео должно было выйти 1 ноября 2011 года, а 23 сентября 2011 года все начали официально бороться с Путиным — это тоже случилось 10 лет назад. В некотором смысле, хотя там другая драматургия, все стоят на коленях и получают своего леща.
Катя: В этот момент все встают с коленей. Это был момент, когда все довольно быстро встали с коленей, а потом все быстро присели обратно.
Андрей: Все получили леща в тот день, когда рокировка-шмакировка. Получив леща, все не то, чтобы улучшили ситуацию, но повозмущались.
Катя: Андрюх, как ты думаешь, наступят ли времена, когда ты решишь исповедаться?
Андрей: Когда я позвзрослею.
Катя: И потом ты будешь только доброе говорить? Ты перестанешь говорить: «Мусора позор России», а будешь бороться против несправедливости, но не токсично, не оскорбляя людей?
Андрей: Мне интересно, что ты смотришь на меня как на куколку, или на гусеницу, которая может еще окуклится, провести границы, и прекрасной бабочкой полетит в пространство.
Катя: Конечно, я верю, что ты меняешься.
Андрей: Не знаю. Я верю, что страстей во мне становится меньше и поэтому тихий голос разума…
Катя: Нет, это неправда! В тебе не становится меньше страстей, а ты их подавляешь. О чем и поет Оксимирон: страсть жива, ты жив, но что-то лежит камнем на твоей живости. Ты сбросишь его – и запоешь.
Андрей: Сколько стоит шмот? Кому добавки? What is love? Но главное – кто убил Марка? «Куда смотрит милиция? Who let the dogs out?»