Начало текстовой версии эпизода читайте в предыдущем посте)
Катя: Там сложно научиться тому, что такое неправильный секс. Всё, что ты можешь себе представить, там есть.
Андрей: Это называется «Правило 34» — если что-нибудь существует, про него есть порнография. Амия Шринивансан говорит, что «это очень понятная штука, так как порнография, бесплатна, есть в бесконечном количестве и доступна всем, мои студенты, когда я с ними обсуждаю порнографию, даже студентки феминистки, не предлагают решить её путём запрета, потому что не верят, что в интернете работают запреты, они уже умеют их обходить и не верят в это». Важно, что порнография является не просто учебником секс-образования для подростков, её конечно же смотрят все, включая учителей. Поэтому остроумно и точно, что те учителя, которых вы захотите нанять, чтобы ввести государственную практику полового просвещения»...
Катя: Учились там?)
Андрей: Да. «Когда вы им пришлёте педагогические рекомендации, то эти педагогические рекомендации лягут на некое сформированное представление о том, как выглядит секс». Как человек, который пользовался в жизни порнографией, я должен сказать тебе: мне жутко странно, как ты можешь всерьёз воспринимать это как описание реальности. Буквально, пришёл электрик — надо его трахнуть, или если у тебя есть близкая родственница, то надо её трахнуть.
Катя: Stepsister и stepbrother.
Андрей: Есть популярные категории Teen и MILF — подросток и мамочка, а порноактрисам с 23 до 30 лет сложно найти работу, потому что они не попадают ни в одну из этих категорий. Амия Шринивасан приводит историю какой-то популярной порноактрисы, которая была хэдлайнером жанра MILF. Так вот эта актриса рассказывает, что к ней всё время подходят на улице 15-летние чуваки и говорят: «Хочешь трахаться?» Она им говорит, что «секс так не устроен». То, почему нам нравится порнография и что нас заводит в ней, — это то, что в обычной жизни ты так не можешь.
Катя: Мне трудно не начинать спорить с этим, потому что это очень сложный вопрос, когда ты так разводишь реальную жизнь и то, что тебя заводит. Это возвращает нас к тому, что есть женщина, которая жена и это приличная женщина, а есть грязные делишки, которые ты можешь делать только с другими женщинами, потому что твоей жене потом этим ртом детей целовать.
Андрей: Это знаменитый патриархальный троп.
Катя: Поэтому тот факт, что этого не существует в реальной жизни — ничего не меняет в отношении феминистского движения к порнографии.
Андрей: Шринивасан обсуждает, как порнографию пытаются регулировать в разных странах. В Британии в 2014 году запретили некоторый список вещей, которые нельзя снимать в порнографии: шлёпанье, агрессивное битьё хлыстом, пенетрация при помощи любого объекта, который ассоциируется с насилием, физические и словесный абьюз, ролевые игры у несовершеннолетних, удушение, женская эякуляция, фейсситтинг. «Этот список, который был составлен для того, чтобы насилие не пропагандировать в порнографии, очевидно содержит вещи, которые не имеют никакого отношения к насилию. Например, женская эякуляция или сидение на лице. Много ли мужчин умерли от того, что у них посидели на лице? Но при этом он не запрещает огромное количество практик, которые попадают под конвенцию этого закона и которые выглядят как насилие».
Очевидно, что человек, который будет регулировать порнографию — это будет чувак в костюме, который смотрит ее с утра до вечера, у него есть свои представления о том, что он хочет запретить в этом мире. Шринивасан пишет, что «полицейские, законодатели и учителя тоже имеют свои классовые интересы, свои преступления, свои беды. Полицейские совершают очень много сексуального насилия, законодатели пишут в законах, что хотят на самом деле, а не то, что сделает человечество лучше. Поэтому регулирование порнографии таким образом мало возможно».
Ее главная глава называется «Right to sex». Она о том, что является объектом желаний. Потому что обычная порнография создаёт очень конвенциональные представления о том, что такое адекватный объект желаний, кто им может быть, а кто не может. В частности, я об этом не знал, но прочитал у неё, что есть знаменитая история про то, что азиатские мужчины по колониальным европейским канонам unfuckable — недостойный объект желания. Их действительно очень мало в порнографии.
Катя: Но там есть раздел Asian.
Андрей: А там женщины. Она рассказывает про некое шоу, которое делал Grindr — в нем люди менялись профилями. В первой серии был белый гей, который поменялся с азиатским геем профилями. После этого у него упало количество ответов в несколько раз, а у азиата выросло, чему он был очень рад. Потом они это обсуждают, и белый очень недовольный, но потом говорит: «Ну чувак, всё наладится».
В мире существует представление о том, кто может быть достойным объектом желания, а кто не может им быть. Эти культурные представления очевидно влияют на реальный секс в реальном мире. В книге есть глава про инцелов. Инцелы — это культура молодых людей, которые считают, что у них есть право на секс. Эта культура людей обсуждает, что a) у них есть право на секс, b) им в этом праве отказано, c) есть люди blonde sluts, которые им в этом отказывают. Эллиот Роджерс совершил массовое убийство из-за сексуальной депривации, а потом написал огромный манифест на 100.000 слов почему он это сделал, разослал его родителям и терапевту.
Амия начала писать книжку, прочитав манифест Роджерса. Она сказала, что «он убийца и чудовище, но это не значит, что у него не может быть ценных мыслей в манифесте». Она это обсуждает с философской стороны, а не социальной, что «может и как должны строиться достойные объекты желаний, потому что в нашем мире это очень сложно». Наш мир не занят прокреацией, он не занят воспроизводством и естественным отбором, и объекты желания совершенно не обязательно должны сигнализировать о своём здоровье и репродуктивной стойкости. Хотя современная культура довольно много говорит о бодипозитивности, что «имей такое тело, которое тебе нравится», но вообще-то хочется иметь такое тело, которое нравится не только тебе, а ещё кому-то. Наши сексуальные желания, которые в какой-то степени сформировано культурно, в какой-то степени порнографией, чем угодно — часто другие и не совпадающие.
Эллиот Роджерс был наполовину малаец. Амия обсуждает, что «существует большая практика среди азиатских женщин, порицаемая феминистками: публично говорить, что они не готовы встречаться с азиатскими мужчинами, а хотят встречаться с европеоидными». Проблема в том, что ты можешь сказать человеку: «Чувствуй сам себя комфортно в своём гендере, в своём теле».
Катя: Но ты не можешь ему ничего гарантировать.
Андрей: Никогда. Еще она обсуждает проблему трансженщин, которая состоит в том, что очень многие лесбиянки признают, что трансженщины — женщины, но сами с ними не спят, и это в их мире называется «Cotton ceiling» — хлопковый потолок, потому что он заканчивается на уровне трусов. На сайтах знакомств очень часто пишут, что «no dicks», «no femmes» — это женоподобные геи. «No rise, no spice».
Катя: Это что?
Андрей: Это азиаты. Это большая проблема, которую непонятно как решать, и непонятно, а надо ли решать? Но интересная часть для меня вот в чём: если человечество постепенно уходит от представления естественного отбора, то наши сексуальные пристрастия тоже могут меняться и стать гораздо более инклюзивными. Могут ли быть сексуальные пристрастия инклюзивными? Конечно же — это любой человек скажет, и любая феминистка тоже. Никто бы не хотел иметь общество, где наши сексуальные пристрастия каким-то образом становятся нормативными.
Катя: Проблема в том, что помимо культуры, в вопросах объектов желаний есть физиология, и о ней очень мало известно. Наука о сексе многого не знает.
Андрей: Физиология и психология.
Катя: Психология теснее связана с культурой.
Андрей: Поменяется ли это или нет — неизвестно. Шринивасан описывает разные попытки: существует очень много феминистской порнографии, которая снята принципиально не так, как традиционная. Традиционная порнография: камера расположена во лбу у мужчины, поэтому 90% того, что видно — это то, что может увидеть мужчина во время секса: свой член и голую женщину перед ним. Начиная с этого момента было много попыток снять порнографию так, как людям хочется. Существуют порностудии, которые зовут актёров и говорят им: «Делайте что хотите, как вам нравится».
Катя: Импровизируйте.
Андрей: В традиционной порнографии существуют ценники за разные сексуальные акты и они предсказуемым образом меняются: вдвоём или вчетвером, вагинальный или анальный. Существуют студии, которые от этого отказываются: хотите целоваться — целуйтесь, хотите просто сидеть — сидите. Но остаётся вопрос: насколько для зрителя это действенно и важно?
Применительно к праву на секс ещё есть огромная дискуссия про проституцию, которая у феминисток тоже очень активна. Если ты либерал, то ты считаешь, что у человека есть право распоряжаться своим телом и таким образом тоже.
Катя: Проблема в том, что этот выбор женщина часто делает не по своей воле, а по обстоятельствам, в которых находится. В этой точке это не свободное желание распоряжаться своим телом.
Андрей: А безвыходность. Мы не должны допускать, чтобы люди оказывались в такой ситуации. Амии Шринивасан пишет, что «существуют феминистки, которые считают, что проститутки — предатели».
Катя: Потому что мы боремся за право на тело, а вы его неправильно используете?
Андрей: После войны, француженок, которые спали с немцами, обривали налысо и подвергали всяким издевательствам. Есть феминистки, которые хотят это сделать с секс-работницами после победы добра и разума.
Катя: Мы совершим зло.
Андрей: Шринивасан очень много рассказывает о том, что есть разные способы борьбы с проституцией: её можно полностью криминализировать, частично криминализировать, можно криминализировать покупку, но не продажу человеческого тела. Страдающая сторона во всех этих системах — это всегда секс-работники и работницы, потому что они самые малозащищенные. Любое вмешательство, которое ты сделаешь, в конечном итоге будет оплачено больше всего самыми малозащищенными, а это секс-работники и работницы. Если ты будешь криминализировать, то они будут сидеть в гетто со своими сутенёрами. Если частично их легализовать, то полиция придумает какой-нибудь способ делать провокационные закупки. В любом случае те, у кого есть власть, будут издеваться над теми, у кого её нет.
Право на секс — это право на секс между профессором и студентом в современном мире. Люди, которые считают, что секс между студентами и профессорами возможен, говорят, что «бывает любовь. Люди вправе распоряжаться собой. Студенты взрослые люди». Противники очевидно говорят, что «есть динамика власти, у профессора всегда есть власть. Иногда эта власть очень формальна: он выставляет оценки, а иногда более символическая, но она важная. Человек так устроен, что в присутствии этой власти он осознаёт и не может сказать «нет», а потом чувствует себя обманутым и использованным». Важный вопрос, который задает Амия Шринивасан: «Возможно ли настоящее обучение в романтическом контексте?» В тот момент, когда профессор спит со студентом, и это может быть по множеству причин, я готов признать право на них. Но совершенно очевидно, что свою педагогическую добродетель, свои педагогические обязательства, он или она в некотором смысле предаёт. Поэтому моё отношение к этой ситуации будет меняться в зависимости от того: предаёт ли он свои педагогические обязательства, влюбился он на один раз или навсегда, собирается прожить с человеком всю жизнь, и тогда это имеет смысл. Важно понимать, что отношения профессора и студента — это не отношения только профессора и студента, а это отношение ВУЗа, у которого есть репутация, который должен учить студентов. Амия упоминает громкий случай у неё в университете, когда женщина профессор захарассила своего аспиранта, Они не занимались сексом, но говорили про секс. «В этом харассменте было мало секса и много про контроль. Эта женщина предала свои профессорские обязательства не потому, что ей хотелось секса, но хотелось чего-то другого».
Катя: Мы рассматриваем этого человека как плохого преподавателя?
Андрей: Как плохого преподавателя.
Катя: Мы его увольняем как плохого преподавателя, а не как харассера.
Андрей: Мне кажется, что это более правильный способ смотреть на вещи, потому что на этих двух стульях очень сложно сидеть. Сложно говорить, что каждый человек вправе распоряжаться собой и при этом придумывать ситуации, когда человек не в состоянии распоряжаться собой. То есть, ты можешь спать с кем хочешь, твоё тело принадлежит тебе, но…
Катя: Но не с этим, не с этим, не с этим.
Андрей: Это совершенно встроенное противоречие до тех пор, пока ты не вспоминаешь, что у людей есть роли в жизни, что все наши обязательства связаны с этими ролями.
В этой книге меня поражает то, как много способов существует, которые позволяют смотреть на секс. В Америке происходит много судов, где люди выступают за и против порнографии. Многие люди, и я тоже, защищают порнографию из соображений свободы слова. В одном из судебных решений было написано, что «порнография, как бы мы её ни любили или отвратительно к ней относились — это точка зрения». Эта точка зрения — камера на лбу мужика, который **** всё живое. Самое маленькое, что можно сделать — попытаться эту камеру раздать всем. У Шринивасан невероятное многоголосье людей, феминисток и не только, у которых очень разные проблемы. Например, подчеркнутая феминность, женственность: рюшки, розовые платья, сплетни, хождение в туалет вдвоём. Конечно, это всё порицается несколькими волнами феминисток, но она цитирует трансженщину, которая говорит: «Простите, я за этим сюда пришла. Я родилась и этого хотела, поэтому не рассказывайте мне хорошо это или плохо». Обычно люди знают, чего они хотят, или по крайней мере думают, что хорошо знают, чего они хотят от секса, от своего гендера, от отношений.
Катя: Если бы ты знал, насколько люди плохо это знают.
Андрей: Они это хорошо описывают, может при этом плохо знают. Когда ты читаешь, как они это описывают разными голосами, то ты начинаешь гораздо менее радикальные меры и идеи предпринимать.
Катя: Тут стоит довольно интересная проблема обобщений: что как только ты обобщаешь, ты сталкиваешься с тем, что внутри этого обобщения очень много противоречий, много людей, которые не согласны с тем, что их обобщают.
Андрей: В Австралии запретили порнографию, в тех регионах, где живёт аборигенное население, но не запретили на остальной территории Австралии. Это случилось из-за после какого-то изнасилования.
Катя: У них есть порнотуризм?
Андрей: Не знаю, но в тот момент, когда ты узнаёшь этот факт, то ты понимаешь, что этим людям, которые это придумали, нельзя доверять регулировать порнографию ни в каком виде. В некотором смысле отсутствие в порнографии — это ещё добавленная проблема.
Катя: Короче, много вопросов.
Андрей: Гораздо больше вопросов, чем ответов. Финальное, что говорит Шринивасан, что «в равноправном свободном обществе секс, сексуальные практики будут выглядеть не так, как мы привыкли и можем себе представить сейчас, но это совершенно не значит, что они будут лишены смысла и удовольствия, и что нельзя будет получать удовольствие в равноправном и нормальном обществе». В том, как сейчас, устроены сексуальные практики, есть много проблем, но они могли бы выглядеть по-другому. Очевидно, что феминизм и есть попытка помыслить себе новое общество. Хочется верить, что мы будем получать удовольствие и значение секса никуда не денется, если многочисленные вопиющие проблемы будут в большой степени решены.