В основе воззрений друга юности Пушкина и утонченного московского интеллектуала П. Я. Чаадаева, составивших "Первое философическое письмо, лежит убежденность в совершенной Россией фатальной исторической ошибке. - принятии православия, а не католичества, восточного, а не западного христианства. Эта чрезмерно экзотическая, "абиссинская", как назвал ее сам автор историко-философского эссе, ветвь христианства, по мнению Чаадаева, существенно затормозила развитие России и даже завела его в некий исторический тупик, поскольку сделала невозможным в русском обществе представление о свободе личности и примате права в общественной жизни, характерное для европейского, католического, мира.
"Хоть мы и христиане, не для нас созревали плоды христианства", - писал Чаадаев, впоследствии тайно перешедший в католицизм Мнения такого рода, естественно, инициировали в русском обществе первой трети XIX века дискуссии об истинном историческом пути России. Для Пушкина, например, этот вопрос был настолько важен, что в частном французском письме Чаадаеву 1836 года он "клялся честью" в том, что "не хотел бы иметь никакую другую историю, кроме той, какой бог ее нам дал".
Личность проживает одну жизнь в одних определенных ему исторических и культурных обстоятельствах, и умение принимать собственную историю является важнейшей ее характеристикой. В этом и состоит мысль Пушкина