Как ни странно, но ответ на этот вопрос лежит, во многом, в области философии. Потому что так сложилось, что мы живем в европейской научной и философской традиции. Ей присущ очень ревностный европоцентризм, который настаивает на лидирующем положении цивилизации Европы во всем. До середины 20ого века в научном мире было сильно мнение о том, что у цивилизаций Востока не то, что истории, требующей изучения нет, но и философии, достойной изучения. В частности, ярым апологетом этой позиции был Гегель. Людям Востока принципиально отказывалось даже в возможности познавать мир так, как это делали европейцы. А зачем изучать историю тех, кто не может познать мир и не способен создать свою не-спиритуалистическую (это был основной аргумент тогдашних сторонников мнения о несостоятельности Востока) философию? К тому же, у европейцев возникала достаточно весомая проблема в противопоставлении Запада и Востока. История Европы представляет собой более-менее однородный пласт, ибо все государства континента были так или иначе тесно вплетены в происходившие процессы. А вот с восточными государствами так не получается. При изучении Востока, европейские исследователи начали понимать, что он гораздо более разнообразен, чем Европа. И что из этого изучать? Многовековую историю Китая, наполненную событиями и событиями, не менее значимую и долгую историю Индии, в которой без преувеличения было все, или уникальную историю островной Японии? Это если не упоминать историю исламского Востока, вот там история тоже как нельзя разнообразна. В итоге, европейцы оказывались в определенной ловушке: "изучать не комильфо, а если изучать, то что из всего этого множества?"
Сейчас мы живем в эпоху, когда происходит постепенный уход от европоцентризма в сторону межкультурного синтеза, и в наши дни принимаются попытки все же взяться за этот богатейший историко-культурный пласт Востока. Разумеется, традиции европоцентризма все еще сильны, и вероятно еще, как минимум, век будут оставаться в авангарде, но на сегодняшний день тенденция разворота к Востоку, к его истории и философии, становится все более существенной.