№ 25 Второй выпуск, 2 февраля

ДЕПАРТАМЕНТ КУЛЬТУРЫ

Занимательная метафизика

Кровь 37-го года отыгралась в звездах

- Считать 37-й год самым страшным годом советской власти мне трудно именно потому, что я родился в 37-м, но это чисто психологически, это мое личное дело. К тому же она (власть) вся страшна. А что такое кронштадтский мятеж? А что такое геноцид классов? А крестьянст-

Время от времени я отрываюсь от блокнота и поглядываю на свою собеседницу. Хрупкая фигурка в черном. Яркая белокурая головка. Пленительно синие глаза в мохнатых ресницах. Очень молода. Хороша. Элегантна. Женственна. И вместе с тем - ни разу не схитрила, не уклонилась от ответа, логично, ясно мыслит, точно формулирует… В ответах слышится характер, предполагающий волю, мужество… И это очаровательное -- «ммуж». Те же мягкие мяукающие звуки слышала я на последней премьере «Табакерки» - «На всякого мудреца довольно простоты» у Зудиной--Мамаевой: милый. ммолодой… может Киска». Нет, скорее, как в детском стишке: «Я тигренок, а не киска…».

- Это мне муж помог, -- рассказывает актриса. -- Сцена не ладилась. Я мучила его вопросами. Он даже обиделся, когда я сказала: ну построй мне сцену… Неожиданно он предложил: а ты повторяй слова, которые тебе важны. И все пошло, а этот продленный звук родился сам собой… Мне вообще

ва? Национальный геноцид, растление народов -- сплошная катастрофа. Выделять один 37-й год неправомерно, в нем, кстати говоря, пострадало много тех, кто это же и сделал. Это котел, роковой и страшный, связанный с этой же самой историей. Разборка внутри сил, которые все это сделали. Поэтому 37-й трудно выделять - кроме крови, объективной человеческой крови. А с точки зрения звезд, которые совпали с той демографической политикой, это кажется ужасно циничным. Тем не менее в 37-м году родился отряд писателей, не заметить который трудно. 28 января год «красного быка» кончается, Высоцкий - последний «бык» этого года. Недавно еще была Лариса Шепитько -- это январские еще «быки» проходят. Журнал «Другие берега», издаваемый Галиной Гусевой, подхватил эту идею и представил этих людей. «Красный бык» раз в шестьдесят лет бывает. Это шестидесятилетние 37-го года; 60-летие тех, кто

Марина ЗУДИНА:

Я тигренок, а не киска…

Самая обольстительная актриса 1997 года защищена любовью великого актера

-Признаюсь, награда за роль Паолы в «Сублимации любви» была для меня неожиданной. Ведь спектакль из разряда тех, какие нравятся зрителям, но ругают критики. Критики хотят видеть глубину, внешняя эффектность их раздражает. Там модная писательница приходит к депутату Леоне. Она ему нравится. Но он старомоден и в основном разговаривает; роман не получается. Комические ситуации строятся на том, что ролями меняются пожилой депутат и молодой драматург. Когда у депутата в ответственный момент ничего не получается, к ней идет драматург. Из тривиального сюжета, по-моему, получился стильный спектакль, жанрово выдержанный, без пошлости. Я люблю эту роль, хотя прагматизм, жесткость героини - . не очень мои качества. Мне ближе Джейн в «Старом квартале», которая ищет гармонию среди дисгармонии, где можно играть несовпадение человека с миром, в котором он живет, поиск идеала. Но работа в «Сублимации» была мне полезна, я как актриса обрела свободу, открыла в себе новые свойства… - А как играть сексуальность на

сцене?

Тет-a-тет

Думаю, что секс - это энергетический заряд. Если человек обладает талантом и сильной энергетикой, то они могут сублимироваться и в сексуальность. Хотя, конечно, это - отдельное качество, и человеку, который его лишен, трудно сделать, изобразить, сыграть. В разных спектаклях играешь с разными партнерами, кто-то помогает, добавляет энергии, кто-то забирает. Это ведь чисто физические затраты. Ну а с таким партнером, как мой муж, играть - - счастье! Там еще была возможность привнести в материал и долю иронии. Я вот наблюдаю за некоторыми женщинами-актрисами: то, с чем мне приходится сталкиваться, смешно и неловко… и когда дамы всерьез считают себя обольстительными, порой без оснований. - А вы считаете себя обольсти-

тельной? … У меня никогда не было комплексов по поводу себя. По жизни у всех вкусы разные. Так получалось, что я всегда нравилась тем мужчинам, которые нравились мне. Я никогда не ставила целью нравиться всем подряд. Мне это неинтересно.

-О вас в последнее время много говорят, пишут… Зачастую не как об актрисе, а как о многолетней возлюбленной, теперь жене Табакова. Как вы к этому относитесь?

- О собственной личной жизни никто никогда не расскажет всей правды. Как началось, с чего… -- на бумаге все выглядит пошлее, чем на самом деле. Мне это мало интересно. Для меня это не тема… Это моя, только моя жизнь, почему же меня все о ней спрашивают. Здесь у меня всегда все замечательно. Даже если не замечательно, я никогда об этом не расскажу.

- И все-таки, в вашей жизни, должно быть, многое изменилось с тех пор, как вы из любовницы превратились в жену…

- Ничего не изменилось. Легче ста-

ло от того, что сплетни прекратились. - А обилие ваших ролей, успешную актерскую карьеру вы не связываете с положением жены руководителя театра?

Толстого читает один человек, а не миллионы читателей

родился в 37-м… Потом в марте

идут Распутин и Маканин, в апреле Ахмадулина, в мае я. Затем, в июне, Юнна Мориц, Лосев. В августе Вампилов, царствие ему небесное. Токарева и Аверинцев в декабре. В общем, очень много. Одних певцов сколько: Кобзон, Пьеха… Это чем-то заряженный год; опять же где-то там, в звездах, эта кровь отыгралась. Мне рассказывали, и мне это очень понравилось, почему поколение шестидесятников оказалось сильным. Потому что в 45-м народ возвращался с войны и много гладил детей по головке, радостный, что выжили… энергетика войны. То есть вот это горе, этот ужас… Сейчас в моде эти полунаучные, полумистические энергетические рассуждения, и часто они бывают смешные и надуманны, но что-то в этом во всем есть. Не все мы можем логиче-

-- Тут односложного ответа не дашь. У нас -- небольшая труппа. И Табаков работает с определенной группой актеров, большинство из которых - его ученики. Мы - отобранные люди. Здесь сопоставимы семейные отношения. Детей не выбирают, а жену выбирают. Также и актеров. И разве не естественно, что если я нравлюсь мужу, то он и роли дает мне тех женщин, которых любят?! Такое тут совпадение. - Наивный вопрос: вы любите работать с Табаковым?

-- Он про себя часто повторяет, что он -- не режиссер. Но он подсказывает замечательные актерские приспособления и очень помогает актерам. Я люблю, когда он подсказывает. А когда он показывает, это мешает. Он очень хорошо показывает, и ты понимаешь, что так не сделаешь. Он требователен ко мне. А я, быть может, и пользуюсь личными отношениями, когда больше других задаю вопросов на репетициях, вытягиваю из него все, что можно, не слезаю с него как с режиссера до тех пор, пока все до донышка не пойму, пока родится свое, необходимое роли. Но он, по-моему, любит со мной работать. Я - профессиональный человек. И не люблю, когда актер один спектакль играет гениально, а другой заваливает. И я не играю спектакли одинаково, но провалить не могу.

Мысли, высказанные под утренний кофе

ски разложить, где эти волны энергии накатывают на бытие человеческое.

Нельзя сортировать блондинов и брюнетов

- В конце века великие рождались, как яички. 89-й год - - Ахматова; 90-й -- Пастернак, 91-й - Мандельштам; 92-й - … Цветаева, 93-й - Маяковский, 94-й - Георгий Иванов, поэт, значение которого разрастается; 95-й - уже Есенин. Потом внутри этого разгоняется и проза: Булгаков, Зощенко, Бабель, и потом, в 99-м, как

Говорят, что знаменитый писатель

Андрей Битов - самый умный человек в Европе. Знакомые Андрея Георгиевича сетуют, что рядом с ним нет стенографиста: мысли, спичи, афоризмы разлетаются бесследно.

брызнуло: Платонов, Набоков - два величайших прозаика века; такие разные, с такими разными страшными судьбами. Но кроме этого, великие писатели, затененные перечисленными: Константин Вагинов, Юрий Олеша, Надежда Мандельштам -- именно как прозаик. Это все поразительно, конечно. Можно подумать, что век готовился… Это подсознание человеческого вида. Этому стаду, этому муравейнику нужен и гений, и лидер, и вождь. В общем, там какаято пропорция, которая если не мистична, то метафизична. Эти механизмы, безусловно, еще не скоро будут открыты - - по каким человечество живет как вид, что оно вырабатывает совершенно автоматически. Мы ведь живем в плену представления о себе, что мы как бы сознательные существа, что

Минувший год

принес Марине Зудиной премию «Чайка» и титул «Самая

обольстительная театральная актриса 1997 года». Актриса модного нынче театра «Табакерка», прозванного так по фамилии своего сверхпопулярного руководителя, к тому же молодая жена Олега Палыча, об их союзе в последнее время, воистину, не писал лишь ленивый. Так что приз, полученный ею «за создание самого сексуального образа»

(в спектакле «Сублимация любви»), где в роли продюсера и главного партнера актрисы

выступает муж, добавил любопытства к ее персоне. Вспоминаю, как во время

одной из встреч со зрителями на вопрос кого-

то из любопытных, заданный Табакову,

за что вы любите Зудину? - он сначала как-то по-мальчишески развел руками, а потом сказал:

есть за что… Так, за что же достались роли, награды, любовь

одного из первых

по неписаной иерархии современных мужчин, сплетни, общественный интерес молодой актрисе

и молодой жене?

кажется, что Мамаева -- самая эротичная из моих героинь. В ней накопилась нереализованная страсть. В нашем решении она на самом деле любит Глумова. И он ее. Он женится, и все равно вернется к Мамаевой. Сколько видела других спектаклей, там их связь невозможна. Да и я поначалу не думала, что здесь можно будет сыграть драматическую женскую судьбу, психологические повороты…

- А мне вспоминаются всплески

вашей роскошной юбки с кринолином… словно причудливый павлиний хвост, заполняющий сцену. Как

ловко вы с ней управляетесь!

Это потому, что я долго занималась балетом и знаю цену пластическому решению.

- Как Олег Павлович распределяет роли? Участвуете ли вы в этом деликатном процессе?

Как правило, нет. Дать мне Мамаеву, к примеру, Олегу Палычу предложила наша завлит. Он ей ответил: молода, не ее… А потом, видимо, подумал, и в приказе по распределению ролей вдруг смотрю, моя фамилия в списке.

- Трудно в это поверить! -Однажды даже было, что в спектакле «Псих», правда, ввод, роль мне предложила завтруппой по телефону, по его просьбе, конечно. А я ей: объясни ему, мне там нечего играть, и ребенок у меня маленький, и спектакль часто вывозится на гастроли… Так что разговаривали даже через третье ли-

ВЕЧЕРНЯЯ МОСКВА

что-то от нас зависит. И правильно, так и надо - иначе мы ничего не сдвинем. Пусть наши позитивные желания и убеждения как-то работают, но насколько все это напоминает вспышки на солнце или пятно на луне, или приливы-отливы, или вековые тысячелетние циклы… Все это - - тайна, и тайна сия велика есть. Но видно, что это все не может быть только случайным… Хотя, с другой стороны, нужно здраво посмотреть и вспомнить, как говорил Курт Воннегут, что есть подлинная общность людейэто те, которых ты встретил на пути жизненном, и ложная общность людей - это люди одного класса, одной нации, одного выпуска и так далее. То есть нельзя сортировать блондинов, брюнетов … это приведет к другому бреду. Ведь задуматься полезнее, чем решить проблему. Проблему можно решить наскоро, наспех и ложно…

С ужасом жду двухсотлетия Пушкина

- Я думаю, что идет процесс некоторого отрезвления и оздоровления, то есть тексту по-прежнему принадлежит его роль, но она в самом тексте, а не снаружи текста. Его социальные функции связаны с падением цензуры и с возникновением гласности, с тем, что занятий стало других больше. Все ссылаются только на телевидение, но телевидение, между прочим, тоже становится текстом. Я, например, сейчас очень увлечен

Андрей БИТОВ:

идеей создания телетекстов. Интервью, скажем. С одной стороны, в этом есть какой-то базар, с дру-

Приведенные ниже заметки -

это соображения Битова по разным поводам наутро после искрометного литературного банкета. Случайно, можно сказать, записанные одним из приятелей.

гой - устное письмо, что ли. Фор-

мы меняются, но тексту при этом остается текстово. Вот что важно. И я думаю, что в конце концов при насыщении рынка массовой литературой, доступной литературой, публицистикой и всем прочим тексту опять достается его. Ну не все ходят на симфоническую музыку, но тем, кто ходит, - им больше ничего как бы не надо. Залы полны; я думаю, такая же роль принадлежит литературе, потому что читать надо уметь - … как музыку играть. Читательский дар абсолютно симметричен писательскому, и исполнение книги происходит в душе одного человека. Это то, что перепутали: писатель менее популярен, более популярен, для всего народа, не для всего - это область спекуляций. Льва Толстого читает один человек, а не миллионы трудящихся. Пушкина тоже читает один человек, и то его пойди найди. Кстати, слава, с одной стороны, всегда бывает искаженной, позорной и с налетом вульгаризации и кошмара. И с я большим ужасом жду 1999 года - двухсотлетия Пушкина. Хочется Александра Сергеевича бедного защитить от этого.

…А судить о нем, сколько людей

цо… Конечно, бывает и по-другому. Вот если он будет ставить чеховского «Дядю Ваню», я знаю, что буду играть там Елену Андреевну. Заранее мучаюсь: женщина с «русалочьей кровью», авторская ремарка. Но как можно это сыграть? Это же неинтересно. И у всех актрис она всегда холодна, бестемпераментна. Надо найти ее страсть, ее чувства.

- А что вы сами хотели бы сыгтроих детей?…

рать? - Боюсь говорить о ролях, ведь некоторые можно играть лишь недолгое количество лет. Так что речь может идти о работах, которые еще есть время сыграть. Я, например, всегда мечтала о Луизе в «Коварстве и любви». Но сейчас стал возникать интерес к другим ролям, Натальи Петровны в «Месяце в деревне»…

-Не рано?

Что вы?! Ей по пьесе - до 30. Наша театральная практика состарила многих героинь. -Снова про любовь?

жены?

А чем еще живет женщина?! Что вы думаете о своей роли

- О! Это очень трудная роль. Хорошо быть любовницей, никаких обязанностей, одни удовольствия. А тут надо быть политиком, обладать терпением, выполнять рутинную работу по дому. Поэтому многие женщины предпочитают сейчас положение одиночек.

-Вы согласны, что в жизни роли легко меняются? Только что ты была желанна и вдруг превратилась в надоевшую жену, от которой муж убегает… к другой.

Женщине не надо задумываться об этом. Иначе она будет несчастной. Но ведь и с женщиной может произойти подобное, и она может увлечься. А мы почему-то по старинке думаем: ах! бедняжка… муж уходит к другой… А может, это вовсе не трагедия -- развод… Трагичней жить вместе, ненавидя друг друга. А если женщина не уверена в себе, лучше замуж не выходить, он все равно уйдет… Она не должна разочаровывать мужа и превращаться

в неухоженную домашнюю хозяйку. Она должна знать себе цену. Если она сама ее не знает, никто не будет ее ценить, даже собственный муж. Сейчас времена меняются. Мужчины любят самостоятельных женщин. Мне очень нравится тип женщины, у которой - двое, трое детей, она - красавица и в делах успешна.

-А как вы сами насчет двоих,

У меня же два ребенка. Муж -- тоже ребенок. Он по-детски обижается. Я на какой-нибудь прием отказываюсь с ним идти… Надо ребенка укладывать - он и сам его любит, но -- дух противоречий. Он, мне кажется, даже к собственному ребенку ревнует. Сейчас не поехала с ним в Японию: надо побыть с сыном, -- муж расстроился. - А на кого сын похож?

Внешне на меня. По характеру - в отца. Как и отец, гулять любит. Начинаем собирать, тут же придумывает: бобр, бай-бай. Хитрый в отца. Укладываем спать: хочу кашу! А глаза озорные… Они ведь друг с другом и по гороскопу совпадают: оба Львы и Кабаны. И разделяет их два тридцатилетних цикла.

- Вы считаете себя счастливым человеком?

- Мы все, актеры табаковского театра, счастливые люди. Мы защищены его любовью, и заботой, и работой, которая у нас есть. Нам всем интересно друг с другом -- это главное. У нас нет отдельных компаний. У меня не было другого театра. Я не знаю, как бы без этого я себя ощущала. Не знаю, осталась ли бы я актрисой. Я привыкла к нашей гармонии, доброжелательности, к талантам, которые меня окружают. Я испорчена, избалована, как мы все в «Табакерке». Мне не хватило бы сил работать в другой обстановке. -И все-таки ваше счастье- не

только театр?

- Конечно. Но не надо больше про мою личную жизнь. О ней в последнее время слишком много болтали, злословили, любопытничали. Хватит, ладно?! Анна КУЗНЕЦОВА

6 Понедельник, 2 февраля 1998 года

Дружеский треугольник: Марк (Александр Мохов), ухмыляется, Серж (Михаил Хомяков) задумался, Иван (Сергей Беляев) обиделся

потребляет, а сколько не потребляет… Все хлеб потребляют - в этом нет ни оскорбления, ни унижения. Хлеб едят все, но вот литературный хлеб, текстологию, тоже едят все - но в какой форме? Хороший текст проходит через воспитание каких-то людей, через обучение, потом он уходит в какие-то газетные заголовки и так далее. То есть все равно он распространяется. В Англии, допустим, никто не читает уже Шекспира или Диккенса. Но они внутри языка, они внутри культуры, они распространены, рассосаны -- обидно это или не обидно. Отдельные люди получают наслаждение от чтения этих текстов, отдельные. Еще не рассуждено, не является ли человечество одним организмом, одним телом; внутри этого тела действуют эти законы. Если масса вашего тела 80 килограммов, а в нем не работает один орган, который весит 100 граммов, то клиническая смерть все равно

происходит.

О школе

Там очень перегружают - и непонятно, чем. Я ни оценить, ни осудить не могу. Моя-то идея была в том, что должны быть написаны настоящие учебники начальной школы. Совершенно неожиданные не буквари, а такие, как экология, языкознание и философия, написанные великими людьми, такими, как Гаспаров, Аверинцев, Вячеслав Иванов, Топоров, Успенский. Кто-

Кулисы

Театр-студия О. Табакова:

лыжников -- комический перефраз театра теней. Четвертым персонажем в этой истории

повернутая к публике задом, к заднику пространство (художник Александр

то может совершить такой подвиг, потому что мозги эти юные эксплуатируются не в том направлении: на запоминание. Компьютеры утомляют, вместо того чтобы развивать. Дети готовы к абстрактному мышлению больше, чем мы думаем. Надо им преподать цельность мира, цельность ощущения мира.

Сознание конца света становится основой веры

-Невозможно опустить кровавость этого века, и в то же время невероятный скачок в области технологий. Это мой такой идеалистический, слишком гуманитарный вывод, но все-таки надежда у меня такая, что человек XХ века вполне подготовился, подучился, чтобы осознать свое место в универсуме. И свою роль, свою задачу он осуществляет не как венец творения и хозяин всего этого - нещадный, а понимая свою ответственность, то, что я когда-то назвал эсхатологическим сознанием. Сознание конца света становится основой веры, поведения человека. Я думаю, XXI век должен стать экологическим веком, потому что другого выхода не будет. Значит, вся человеческая агрессия переметнется в этот потенциал: безотходность технологий, поиск энергии и так далее. Человечество начнет жить как одно целое - не всеобщий коммунизм, а всеобщая сверхзадача выживания.

Непримиримая дружба на фоне белой вибрации

Ясмина Реза «Искусство». Реж. Е. Каменькович Театр Олега Табакова на сей раз не побоялся оказаться вторым. «Арт» -- изысканную пьесу Ясмины Реза, построенную на таких редких в театре сюжетах, как споры о современном искусстве и психологические тонкости мужской дружбы приглядели для себя сразу два коллектива. Первым была антреприза Конфедерации театральных союзов, пригласившая французского режиссера Патриса Кербрата, специалиста по «Арту», а он в свою очередь пригласил первых увиденных им в России актеров - Костолевского и Филиппова - и попал в десятку. Другим был театр Табакова. В результате сложных дипломатических переговоров последний обязался показывать в Москве свое «Искусство» только с января 1998 года и тем самым обрек себя на сравнение с русско-французским «Артом».

«Арт» в свое время получился тонким спектаклем, «Искусство» - крепким. Режиссер Патрис Кербрат как будто честно показал -- вот белая картина с белыми диагоналями известного художника, которую любитель всего «современного» Серж купил за бешеные деньги и которая поссорила друзей. Вот живописное полотно Марка, который не переносит профанацию искусства (или не понимает истинный авангард). Все страсти непримиримых друзей он прикрыл изысканным налетом европейской учтивости, но от этого наблюдать за подводными течениями ретивой дружбы трех стареющих мужчин стало еще интереснее.

Табаковцы же разыграли весомо, грубо, зримо историю о том, как один друг купил белую картину, другой, не считаясь с его чувствами, картину высмеял, а третий, испугавшись краха многолетней дружбы из-за такой ерунды, готов потакать обоим, за что от обоих и получает. Актеры откровенно смакуют комичное. Пастельных тонов и тонкой графики они не признают и «рисуют» свои роли жирными четкими линиями. Работают на зал, наполняя свои роли тем, что Мейерхольд называл аттракционами, вроде пятиминутного монолога непутевого, но ужасно обаятельного клоуна Ивана (Сергей Беляев) -- на одном дыхании он на дикой скорости выпаливает историю на вечную тему «бабы заели». И даже самый драматичный момент этой истории, когда Серж в знак примирения бросает Марку фломастер, и тот, идя до конца, разрисовывает «белое дерьмо», чтобы потом раскаяться (Марк не знал, что фломастер смывается) и отмыть картину, и вдруг увидеть в ее беспросветной белизне, где-то за границами своего представления о мире, белого человека в горах под снегом - так вот, даже этот драматичный момент, когда один друг возвращает дружбу ценой лжи, а другой не может пожертвовать своим принципам ради другого, актеры превращают в трагифарсовую клоунаду. Таким же облегченным становится финал с пантомимой трех подвыпивших

становится картина. Огромная, передом, она заставляет дышать Боровский). Герои катают ее по комнате, то загоняя другого или самих себя в тупик нетерпимости, то отгоняя ее подальше и находя в себе способность к компромиссу. Точно так же ведет себя свет -- в зависимости от колебаний принципиальности и раскаяния, он вспыхивает или гаснет, и тени мечутся по залу, то сливаясь воедино, то разлетаясь на грани словно души друзей так

мечтают воссоединиться… А картину нам так и не показали, и по ее малопривлекотельному заднику нельзя было решить для себя, что

это - «дерьмо» или «волнующая вибрация белого полотна». Ведь пьеса Ясмины Реза - о свободе выбора своей позиции, о тяжести этой свободы, как бы ты ни был уверен в своей правоте. (Твоя свобода, которая заканчивается там, где начинается нос другого, - в общем-то, все равно несвобода.) И как бы театр ни пытался превратить все в шутку, даже если это

ему удалось.

Ольга ФУКС Фото Михаила ГУТЕРМАНА