№ 15

354.

Олонецкія Евархіальныя Вѣдомости.

15.

правился на родину за благословеніемъ матери. Мать съ любовію благословила его на подвигъ и онъ намѣревался было кряду отправиться на Валзамъ, но встрѣтилъ своего земляка

o. Александра, сборщика Веркольскаго монастыря, который сталъ звать его въ обитель Праведнаго Артемія Веркольскаго. Ему удалось склонить Алексѣя и тотъ пошелъ съ нимъ сначала по сбору и потомъ въ обитель. Въ Веркольской обители тогда настоятелемъ былъ о. Ѳеодосій, потомъ Архимандритъ, изъ Кожеозерскихъ постриженниковъ, мужъ святой жизни, также Авва-носитель истинно иноческихъ завѣтовъ. О, Оеодосій съ любовію принялъ Алексѣя, убѣдился въ его доброй настроенности и довѣрялъ ему, давая хозяйственныя порученія въ Архангельскъ. Въ Верколѣ Алексѣй пробылъ три года, но постепенно его стало все сильнѣе и сильнѣе влечь на Валаамъ. Онъ открылъ объ этомъ о. Ѳеодосію. Тотъ далъ совѣтъ положиться на волю Божію; помолились, взяли жребій и оказался жребій жить въ Верколѣ. Однако по времени влеченіе на Валаамъ пересилило и Алексѣй, получивъ благословеніео. Ѳеодссія, потекъ въ эту строгую обитель, о которой есть такая монастырская пословица: кто суровъ, тому Саровъ, кто упрямъ, тому Валаамъ, а кто желаетъ духовнаго опыта-тому Оптина. Опять пѣшкомъ совершалъ свой путь Алексѣй. Четырнадцати лѣтъ онъ, мальчикомъ, оставилъ отчій кровъ; четырнадцать лѣтъ провелъ онъ въ міру и трудникомъ въ двухъ обителяхъ. Насмотрѣлся онъ жизни мірской и монашеской; скорбной доли онъ отвѣдалъ не мало. Эти 14 лѣтъ, слѣдовавшіе за 14 годами дѣтства и юности были годами, когда Христосъ Спаситель постепенно приготовлялъ его на служеніе Себѣ, на путь иноческой жизни. Умудренный опытомъ жизни, Алексѣй въ 1868 г. вторично пришелъ на Валаамъ и уже навсегда оставилъ міръ. О. Дамаскинъ снова съ любовію принялъ его. Когда Алексѣй пришелъ на Валазмъ, его сталъ мучить помыслъ, что онъ преслушникъ: оставилъ обитель, указанную ему жребіемъ, и что обманомъ вселился на Валаамъ, не сказавъ о томъ о, Дамаскину. Терзаемый этими думами, онъ пришелъ къ

o. Дамаскину и стоялъ, не имѣя силъ что либо сказать. Посмотрѣвъ на него, о. Дамаскинъ, склонивъ голову, минутъ пять посидѣлъ, опершись лицомъ на руку, въ глубокой задум-