На данный вопрос сложно отвечать вне лермонтовского контекста. Если Вы вспомните, в сцене объяснения «большие глаза, исполненные неизъяснимой грусти» искали в глазах Печорина «что-нибудь похожее на надежду», «бледные губы напрасно старались улыбнуться» и т.д.
При этом сам Печорин имел целью встречи только одно – отвязаться от затянувшейся интриги. Его внимание, проявленное по отношению к Мери, согласно тогдашним нравам однозначно интерпретировалось как ухаживание, и без репутационных потерь просто уйти было нельзя, да и сам Григорий чувствовал, что неправ, был мучим созерцанием чужого страдания:
Это становилось невыносимо: еще минута, и я бы упал к ногам ее.
Это, вероятно, в очередной раз сближает Печорина с Онегиным, который, видя предобморочное состояние Татьяны, «с досады взоры опустил», но не покаялся, а отправился унижать друга.
Чувство ответственности и Печорину не слишком близко. Весь свой монолог он программирует Мери на отказ, на разрыв по её инициативе:
«Вы должны презирать меня... вы сами видите, что я не могу на вас жениться... Вы видите, я играю в ваших глазах самую жалкую и гадкую роль... Видите ли, я перед вами низок. Не правда ли, если даже вы меня и любили, то с этой минуты презираете?
Таким образом, Мери – марионетка в руках главного героя. Он влюбил её в себя по ходу сюжета для отвода глаз от Веры, и Мери искренне к нему привязана. А теперь он применил всю силу своей выдержки, чтобы деланным холодным равнодушием уязвить её – и снова добился своего. Так что снова да – ненавидит она его тоже. Потому и ненавидит, что любит и видит осознанное предательство.