Сожжение Александрийской библиотеки действительно лишило нас многих бесценных текстов — но отнюдь не тех, что обычно представляются ценными по крайней мере для массового читателя.
Александрийскую библиотеку (далее АБ) часто представляют не только самым большим, но и единственным хранилищем знания в своем роде. Письмо Аристея, оценивая количество свитков в библиотеке, дает цифру в 500 тысяч, Геллий – в 700 тысяч, тем самым хорошо иллюстрируя склонность античных авторов к большим преувеличениям, поскольку сохранившиеся схемы помещений АБ не позволяют такому количеству свитков находиться там чисто физически. Большинство исследователей дает значительно более скромную цифру в 40-50, максимум 70 тысяч.
Кроме того, АБ не была ни первой, ни единственной в своем роде. Царская библиотека Ашшурбанапала, Антиохийская и Пергамская библиотеки, а также Римская библиотека на момент разорения Александрии – были как минимум сопоставимы с АБ по своему объему – не говоря уже о том, что небольшие частные библиотеки существовали на тот момент в большинстве городов Средиземноморья.
Иными словами, практически все, что было в Александрийской библиотеке, должно было существовать и где-то еще – к тому же, что и наполнение АБ изначально происходило путем копирования, нежели изъятия. Вопрос только в том, что это были за тексты, и какие именно тексты могли быть там в единственных экземплярах.
Так вот, если у АБ и была какая-либо специализация, она не была связана ни с наукой, ни с философией. Из всех греческих мыслителей, чьи интересы можно было бы назвать в сегодняшнем смысле научными – в АБ точно работал только Эратосферн, и может быть Птолемей (но это не более чем догадка).
Большинство же специалистов, связанных с АБ, были литературоведами: Musaeum, чьим подотделом была Александрийская Библиотека, был храмом Муз. Шесть из восьми известных нам управителей библиотеки занимались поэзией, языкознанием и исследованием античного эпоса — так что существенная часть уникальных материалов библиотеки должна была быть посвящена Илиаде и Одиссее, в разных версиях и с разными комментариями.
И это действительно невосполнимая, блин, утрата. Греческие оригиналы Илиады и Одиссеи сохранились в одних отрывках, большая часть эпического цикла утрачена, и если бы сегодня вдруг нашли альтернативную целиком сохранившуюся версию любой из этих поэм, это было бы археологическим открытием века. Но это не тот текст, сохранность которого гарантировала бы роду людскому к настоящему моменту колонизировать туманность Андромеды (или сгореть в атомной войне, на ваш выбор).
Дело вот в чем. Тексты утрачиваются не потому, что книги сжигают, а потому что в какой-то момент их перестают копировать. Античные оригиналы представляют огромную ценность для археологов, но абсолютное большинство дошедших до наших дней классических сочинений выжили не в оригинальных папирусах, а в копиях средневековых монахов. То же, что оказывается потерянным — как правило, теряется не тысячелетия спустя, а вскоре после смерти автора. К примеру, раскопки близ Оксиринха подарили нам самое большое количество папирусов за всю историю археологии — включая комедию Менандра, прежде известную лишь по цитатам — но в сравнении со всем дошедшим до нас античным наследием эта находка занимает практически незаметную часть. Тогда как большая часть сочинений Катулла пропала еще в античность, просто из-за перемены во вкусах.
Таким образом, утрата библиотеки, будучи событием во всех отношениях катастрофическим, тем не менее никак не могла повлиять на циркуляцию текстов вообще — не в большей степени, чем утрата Ленинки могла бы на каком угодно этапе ее существования лишить нас знания об электричестве, солнечной системе и колесе. Сожжение одной библиотеки, даже самой крупной, даже если бы она была единственной в своем роде — просто не способно привести к массовой амнезии у целой цивилизации.
К тому же, есть и другая причина, по которой, даже будь Александрийская Библиотека была битком набита научными текстами, сохранность оных никак не повлияла бы на нас в технологическом плане — в античности просто не было той прямой связи между наукой и технологией, какой она представляется нам сейчас. Ее не было аж до XVII века. Римская империя, даже в период расцвета, просто не стояла на пороге некой научно-технической революции, а положения естественной философии Аристотеля едва ли могли бы приблизить эллинов к печатному станку и тяжелому плугу. "Сложные" технологии появляются когда на них возникает социальный запрос. Та же печать существовала к тому моменту в других частях света — и толку? Адаптация технологий так просто не происходит.
Не говоря уже о том, что утрата Библиотеки, по-видимому, не была настолько катастрофична, чтобы кто-то из современников вообще потрудился внести в анналы, когда и при каких обстоятельствах это произошло. Хотя бы в одном из четырех сожжений. Все дошедшие сведения были записаны спустя от 50 лет и более.
Так что вот. Мы, рядовые служители Культа Слепого Аэда, действительно можем сказать, что для нас в огне Александрии многое было потеряно.
Все остальные могут расслабиться.