Начну с оговорки о признаниях.
Существенное отличие литпроцесса от, к примеру, галерейной системы в изо — в том, что человек со стороны по крайней мере всегда может идентифицировать определённые элементы признания как значительные (крупные выставки, музейные пополнения и т.д.), тогда как пользователь Стихи.ру как правило не будет знать ни признанных авторов, ни издательств, ни премий, ни чем они все отличаются от фейковых Союзов Писателей, торгующих признанием за ежегодные взносы.
В этом смысле — современная литература обладает целыми пустыми сегментами, где есть издания, критики и иногда даже связи с пустыми сегментами других стран — и даже в подобной дыре люди иногда встречают кого-то, кого их терминальное эпигонство тронуло в буквальном смысле до слёз.
Как бы, великое количество пишущих и насыщенность инфраструктуры приводит к ситуации, где абсолютно любое творчество будет иметь какое-то признание — даже если это такое признание, которое вообще не нужно иметь. И что само по себе неплохо.
Но очевидно, что в обществе, даже когда оно в целом незаинтересовано в литературе, тем не менее есть запрос на легитимный литературный процесс: отбирающий не лучшее, не вечное, но просто составляющее литературный косяк эпохи, который может потом дополняться и пересматриваться. Этот процесс предполагает отсев, независимый от мнения каждого отдельного участника этого процесса.
Так вот, я полагаю, что в нормальной литературной среде ("нормальная" в данном случае означает то же, что Томас Кун называет "нормальной" наукой) ситуация, описанная в вопросе, крайне маловероятна. Причина начинается уже в структурном устройстве этой среды:
• В нормальной литературной среде каждая публикация несёт для издателя элемент риска, вложения личных финансов и кучи времени — в то время как не публиковать хрен знает кого не требует вообще никаких усилий и всегда будет решением по умолчанию. Поэтому пустому автору будет довольно сложно протащить куда-либо свою первую подборку, или убедить издателя, что из всех доступных мест публикации его место именно здесь.
• Нормальная литературная среда, при своей узости, гетерогенна — люди читают разные вещи, симпатизируют разным традициям, и всегда во всём не согласны. Как следствие, даже если пустой автор обманет одного журнального издателя, это не будет ничего значить, потому что это не гарантирует признания среды в целом. Даже книга этого не гарантирует. Как и в научном мире, консенсус среди поэтов возникает довольно редко — так и за что люди должны вдруг зацепиться у гипотетического пустого автора? Чем именно он их всех вот так возьмёт и обманет?
• Именно узость этой среды делает конфликт интересов особенно видимым. В большом мире всегда можно потеряться, но когда издатель журнала Евгений Степанов публикует в журнале Евгения Степанова критическую статью о монографии Евгения Степанова, и потом даёт статье о монографии Евгения Степанова премию журнала Евгения Степанова — люди это отметят.
• Что приводит к (со стороны — наверное, совершенно неубедительному) соображению, что если бы подобные явления существовали, то их бы можно было назвать. В условиях, где по крайней мере часть авторов видала другую часть авторов в гробу, обвинения в шулерстве должны быть обыденным делом — вместо этого люди скорее склонны спорить по темам идеологии, репрезентации и прочим сугубо дискурсивным делам. Личные выпады редки, и как правило демонстрируют только степень персонального неадеквата. Примеров не будет.
• Наконец, нормальная литературная среда просто предполагает уйму другой работы. Вы не можете получить признание за одни стихи: вам нужно преподавать, или писать критику, или участвовать в обсуждениях, и т.д. Человек, каким-то образом не проколовшийся на самих текстах, просто проколется на чём-то ещё.
И нет, литпроцесс не безгрешен. И да, к любым иерархиям нужно относиться критически, любое признание должно оправдывать себя ежедневно. Но нужно также задаваться вопросом не почему те или иные вещи, которые выглядят для вас пустыми, получают признание — а почему они не выглядят пустыми для кучи людей, которые занимаются этим очень давно, и видели всё лучшее и всё худшее, что литература может им предложить.