Знаменитая речь Уинстона Черчилля была произнесена чуть менее чем через год после окончания Второй Мировой войны, на заключительном этапе которой уже стало очевидным нарастающее противостояние двух крупнейших держав - СССР и США.
Запутанный клубок международных противоречий и бесконечное перетягивание одеяла привели к невозможности урегулировать послевоенное устройство мира таким образом, чтобы это устраивало всех. Впереди ещё доктрина Трумэна (1947), политика сдерживания и североатлантический альянс, как официальные инструменты международной политики, но вот именно вполне неофициальная речь Черчилля (напомню, что на момент произнесения он уже не был премьер-министром Великобритании, а в Штатах находился как частное лицо, хотя и в сопровождении действующего президента Гарри Трумэна) стала точкой отсчёта в истории глобального противостояния ХХ века.
Разберёмся почему, пройдясь по ключевым цитатам выступления.
Соединенные Штаты Америки находятся сегодня на вершине могущества, являясь самой мощной в мире державой.
Разумеется, подобное высказывание, с которого начинается содержательная часть речи Черчилля, не могло не вызвать, мягко говоря, неудовольствия руководства СССР, страны-победительницы, которая пронесла на своих плечах большую часть тягот войны.
Но я не думаю, что все мы спали бы столь же спокойно, если бы ситуация была прямо противоположной и монополией на это ужасное средство массового уничтожения [ядерное оружие] завладело — хотя бы на время — какое-нибудь коммунистическое или неофашистское государство.
Очередной камень в огород советского правительства: коммунисты стоят в одном ряду с неофашистами, а кроме того, представлены в качестве посягателей на всеобщее спокойствие.
Мы не можем закрывать глаза на тот факт, что демократические свободы, которыми пользуются граждане на всех территориях Британской империи, не обеспечиваются во многих других государствах, в том числе и весьма могущественных. Жизнь простых граждан в этих государствах проходит под жестким контролем и постоянным надзором различного рода полицейских режимов, обладающих неограниченной властью, которая осуществляется или самолично диктатором, или узкой группой лиц через посредство привилегированной партии и политической полиции.
И снова не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть прямую отсылку к советскому режиму.
Никто не может сказать, чего можно ожидать в ближайшем будущем от Советской России и руководимого ею международного коммунистического сообщества и каковы пределы, если они вообще существуют, их экспансионистских устремлений и настойчивых стараний обратить весь мир в свою веру.
И вот уже в речи Черчилля появляются явные указания об опасности, которую представляет Сталин и «ко» со своими экспансионистскими, агрессивными устремлениями. (Напомню, что перевод выступления бывшего британского премьера был на столе у Сталина уже на следующий день).
Протянувшись через весь континент от Штеттина на Балтийском море и до Триеста на Адриатическом море, на Европу опустился железный занавес. <...> Более того, эти страны подвергаются все более ощутимому контролю, а нередко и прямому давлению со стороны Москвы.
А вот и любимая многими цитата про занавес, которая, кстати, отсутствовала в изначальном варианте речи, текст которой был предварительно роздан прессе. И далее о тотальном контроле Москвы над странами соцблока.
Правительства во всех этих странах иначе как полицейскими не назовешь, и о существовании подлинной демократии в них, за исключением разве что Чехословакии, говорить, по крайней мере в настоящее время, не приходится.
До социализма с человеческим лицом в Чехословакии ещё 20 лет, но потенциал чувствовался уже тогда. Конечно, подобные фразы сравнимы с метафоричными гвоздями, которыми Черчилль заколачивал гроб советского правительства.
Коммунистические партии и их пятые колонны во всех этих странах представляют собой огромную и, увы, растущую угрозу для христианской цивилизации, и исключением являются лишь Соединенные Штаты Америки и Британское Содружество наций, где коммунистические идеи пока что не получили широкого распространения.
Очередная мысль, которая подтверждает глубокую идеологическую пропасть между двумя мирами, где каждая из сторон рассматривает друг друга сквозь призму соперничества, противостояния, вражды.
Я не верю, что Советская Россия хочет новой войны. Скорее, она хочет, чтобы ей досталось побольше плодов прошлой войны и чтобы она могла бесконечно наращивать свою мощь с одновременной экспансией своей идеологии.
И снова образ некоего «вселенского зла» и коварства советских властей не мог не стать сигналом к началу масштабного внешнеполитического противостояния, которое после всех ужасов прошедшей войны приобрело причудливую форму войны в «холодной фазе». А поскольку красной нитью в речи сквозила идея об объединении всего англоязычного мира (под эгидой США и Великобритании) с целью защиты и распространения ценностей демократии, то, разумеется, это было воспринято СССР в качестве вызова, и в том числе, привело к старту активной идеологической кампании внутри страны.