После кризиса пошли поиски виноватых, в том числе были расследования по действиями руководства ЦБ, в том числе в отношении вас звучали обвинения, за подписью Примакова был документ, что вы покупали ГКО на свой счёт и спекулировали. Можете сказать, насколько это было отношение к делу?
Это была бумага не с подписью Примакова, а с подписью Степашина, который был министром внутренних дел, и она была адресована Примакову. Дьявол в определениях: что такое игра ны рынке ГКО? Там не было спекуляции, там была игра на рынке ГКО. Вот в вашем определении, игра на рынке ГКО что значит?
Скажите, пожалуйста, а если я один раз купил и ничего больше не делал, а держал это погашение, это игра или не игра?
В июне 1998 года, я в конце июня уходил в отпуск, как я уже сказал, и у меня там завершился валютный депозит, я стал в раздумьях, что с ним делать дальше, там было порядком 12000 долларов. Постольку я уже понимал, что кризис неизбежен, я принял решение, что не буду сохранять валютный депозит, а перейду в рубли. Жить на что-то надо, я, прочитав законодательство, не увидел запрета чиновникам покупать ГКО. Для себя внутренне я считал, что могу разместить деньги на депозите в
Сбербанке. Могу разместить деньги на депозит в ВТБ. В другом банке могу. Почему я не могу дать денег в долг государству? Дальше начинается: «Алексашенко, ведь ты же регулировал рынок ГКО». Я говорю «да». В какой-то мере это было так, я курировал зампреда, который отвечал за рынок ГКО, у этого зампреда был департамент, а этот департамент осуществлял операции на открытом рынке. То есть я сам не сидел у монитора, я не принимал решения покупать или продавать. Я раз в день или с утра, если мы о чем-то договаривались и понимали, какая это была ситуация, или в конце дня я получал сводку о том, что было, смотрел и высказывал свою какую-то позицию. Никакого торгового терминала у меня не было, никаких возможностей прийти на терминал поторговать. Уж тем более я точно не стоял за спинами трейдеров и не смотрел, чего там они делают. Ситуация для физических лиц в тот момент была чуть-чуть другая, чем сегодня. В тот момент физические лица самостоятельно, напрямую, как сейчас на бирже, ничего покупать не могли, они должны были купить через банк. То есть банку, в котором у меня был счет, надо было сказать: «Ребят, я прошу купить мне бумаги по средневзвешенной цене или по какой-то цене». Соответственно, когда я уезжал в отпуск, я попросил свой банк, сказав «вот у меня есть деньги, пожалуйста, купите мне такой, такой и такой выпуск». Я покупал выпуски с погашением в конце 1998 года-начале 99 года примерно в равных объемах, но по средневзвешенной цене. И уехал. Какие-то сделки были сделаны в последний день перед моим отъездом в отпуск, а какие-то были сделаны, когда я был в отпуске, далеко от Москвы и без средств связи. По какой цене покупались — со мной никто не согласовывал. Моя инструкция была очень простая: купите средний по рынку. Так же, как и все физические лица, я попал под решение 17 августа, но так же, как физические лица, я сам узнал об этом достаточно недавно, когда начал разгребать всю эту историю. Оказалось, когда окончательные условия реструктуризации ГКО и ФЗ принимались, то для физических лиц было осуществлено погашение всех бумаг. Для физических лиц не было реструктуризации госдолга, и я по своим бумагам получил погашение в конце 1998-начале 1999 года. Чистая сумма заработка без нескольких рублей у меня составила 35 тысяч рублей по тому курсу доллара.
Если бы я их потратил, то я бы проиграл. Я один раз купил и больше никаких операций с этим не делал. То есть не продавал, не покупал, один раз четыре сделки, по-моему, четыре выпуска я купил.
Было какое-то развитие истории?
Эта история, с точки зрения успешных опытов, затихла, кроме докладной записки Степашина Примакову. Потом я узнал детали этого разговора: Степашин пришел к Примакову и сказал Евгению Максимовичу, что враги найдены, вот они все проклятые спекулянты, на что Евгений Максимович спросил «ну, и?». Тот ответил: «Ну, как что, и? Арестовывать надо, сажать надо». На что Евгений Максимович сказал: «Так, Сергей Владимирович, арестовывайте и сажайте». Степашин сказал: «Евгений Максимович, так вы санкцию-то дайте, разрешение, приказ, указание”. На что примаков сказал: «Нет, слушайте, это ваша ответственность, если вы считаете, что есть состав преступления — арестовывайте и сажайте». Мне Евгений Максимович эту историю рассказал потом незадолго до своей кончины. Видимо Степашин и его люди, проконсультировавшись, не нашли состава преступления, и меня после 1998 года вызывали по восьми разным делам в качестве свидетеля, один раз чуть даже обвинение не предъявили. Но по делу ГКО никакого вызова следователям, никаких объяснений с меня не требовали.