Всё может понять, всё. И достаточно неизбежно.
Если только зритель не отворачивается, и не смотрит происходящее сквозь искусственно поддерживаемую в голове дымовую завесу, основной подтекст фильма не проникнуть в него просто не может. Слишком уж он физиологичен. Подтекст. Но и фильм тоже.
Представьте себе линию, где Эпохи Возрождения не случилось. Искусства Эпохи Возрождения не случилось. Гуманизма, философии, научного метода, избавления религии от языческой подложки — ничего этого не случилось. На каком-то витке история дала сбой, гегелянский синтез прошел мимо, и всё лучшее, что есть в мире, будут продолжать топить в нужниках от настоящего момента и пока солнышко не погаснет.
Почему это произошло — не важно, концов уже не найти. Историю Арканара легче протянуть параллельно фильмографии самого Германа, нежели реальной истории Средневековья — просто если раньше в фургон "Советское шампанское", к зекам, запихивали одного генерала, то теперь туда уместился весь мир.
А ещё туда уместился человек, который всё понимает, и знает разницу, и ничего сделать не может. Это Дон Румата. Неважно, с какой он планеты, или из какого времени. Важно, что своим чудовищным одиночеством, своим (кажущимся) превосходством и своей беспомощностью он озлоблен до такой степени, что перестаёт быть лучше всех остальных, и оказывается просто сильнее. Он не может исправить мир не потому, что у него где-то есть какая-то директива — он не может потому, что сам уже достаточно облучился, и потерял все свои ориентиры. И товарищи его тоже.
В Арканаре Стругацких всё-таки есть динамика и конфликт. Этот мир движется откуда-то куда-то, он как-то ещё шевелится, и пусть Румата переступил черту, есть ощущение, что у мира всё-таки остаётся надежда. Герман строит другой Арканар: безвыходный. Там не изменится ничего. Не случайно Бурах даже не просит альтернативы: если нас нельзя исцелить, то пусть мы лучше умрём.
И Румата их убивает. И ничего не меняется. Всё продолжается точно так же.
Почему этого нельзя не понять — потому что это всегда близко. В любую эпоху мы живём в подвешенном состоянии, когда внезапно могут придти серые, а затем чёрные, когда всё худшее не найдёт себе достаточного сопротивления, и история может просто закончиться. Это возможно. В двадцатом веке это было, и не один раз. Это есть и сейчас. Зрителю просто предлагается понять это всё из фильма. Если зритель не хочет понимать это всё из фильма, он поймёт это всё где-нибудь в другом месте.
В этом и состоит неизбежность. Именно поэтому Герман снял именно это, и именно так.
Существует много постапокалиптических фильмов. "Трудно быть Богом" — предапокалиптический. Это свидетельство последнего явления человека перед тем, как он окончательно утратит всё человеческое. Оно уйдёт по зимней дороге, между сбитыми кольями и подвешенными собаками, и ничего уже больше не будет.
Будет наверное банальным, но очень хорошим советом прочитать саму книгу в таком случае, там все довольно доступно и понятно. Огромный самостоятельный мир очень интересен читателю, а повествование со стороны землянина, уставшего от этого мира, делает его еще интереснее.