Подобного рода разговоры - это признак крайне неразвитого эстетического мышления наших сограждан, которым кажется, что если фильм грустный и мрачный, то он несёт собой грусть и мрак, если не конец света. Со времён Аристотеля широко известно, что трагизм необходим для катарсиса, очищения. И это очищение не какой-то вид хэппи-энда, это очищение происходит внутри зрителя или читателя, а вовсе не на экране фильма. Поэтому, мне кажется, любой настоящий художник, конечно, соблазнён трагизмом. Из всех видов конфликтов, а без конфликта искусство не существует, трагический конфликт самый обострённый, самый яркий. Трагизм в творчестве никогда не является показателем пессимизма художника, желания сказать что-то плохое о том материале, который этот трагизм разворачивает.
«Левиафан» - здесь самый классический пример, потому что если мы, смотря его, наверное, видели в нём российскую действительность, то американцы видели в нём метафору той жизни в которой живут они сами.
Сверх этого, такого рода реакция подобна первой реакции зрителей, увидевших фильм Люмьеров, думающих, что поезд их сейчас задавит. Точно так же люди, смотря «Левиафан», думают, что он может причинить им или России какой-то гипотетический вред.
Если бы был тренд, то его легко можно было бы имитировать и поставлять на международную арену. Но мы видим, что на международную арену попадают всего несколько режиссёров, и все их имена мы можем перечислить по пальцам двух рук, хотя иногда мне кажется, что и по одной. Звягинцев, Сокуров, Кончаловский, Михалков – если кто-то из них снимет новый фильм, то шанс попасть куда-то на мировую арену велик. Если Вырыпаев, Хлебников, Серебрянников, Погребский или Герман-младший снимет новый фильм, у них будет очень хороший шанс попасть на международную арену. Если любой другой режиссёр снимет новый фильм – его шанс будет крайне низок. А поскольку всё это представители довольно радикального авторского кинематографа, естественно, пессимистическая картина мира им ближе, чем оптимистическая. Это нормальное трагическое мировоззрение современного художника, живущего в любой стране мира. Неважно, такой неблагополучной как Россия или такой благополучной как, например, Швеция или Дания, где родились, как мы знаем, трагические гении Ингмара Бергмана или Ларса фон Триера.