Можно ли, мысленно, поставить себя на место разумной планеты Солярис из романа Станислава Лема. Каковы при этом ощущения?

Мне кажется, что для реконструкции сущности Океана и проекции её на себя Лем дал нам в романе нарочито мало сведений о нём.

Чтобы поставить себя на место Другого, нужно обладать достаточными представлениями о его природе, мотивации, целеполагании, свойственных ему чертах и особенностях.

Роман же оставляет читателя в полнейшей неопределённости касательно интерпретации реакций Океана, делая невозможной их моральную оценку и какое-либо прогнозирование. Как говорится в книге, соляристика застряла на сугубо описательных началах, не сумев выявить закономерности.

Если посмотреть чисто фактологически, может показаться, что Океан сознательно мучает людей фантомами, с которыми связан их травмирующий опыт, однако устами Снаута Лем высказывает идею о том, что Океан мог и не знать, какое значение для людей имеют воспроизведённые им воспоминания для их носителей. Что, если болезненно окрашенные переживания прошлого просто более эмоционально заряжены, а потому отчётливее воспроизводимы?

И всё же, концовка романа - прекращение возвращения фантомов после их аннигиляции, - может быть некой формой обратной связи от Океана, возвращающей людям надежду на контакт с Океаном.

Тем не менее, если очень хочется вообразить себя огромной разумной монолитной субстанцией, способной воспроизводить и материализовывать объекты и воспоминания людей, придётся сильно достраивать этот образ, рискуя сделать его чрезмерно антропоморфным и потому далёким от того, каким хотел его представить писатель.

Кстати, схожую параллель можно провести с попытками представить, понять или поставить себя на место какой-либо божественной сущности. Для построения такого образа чаще всего нужно будет прибегнуть к человеческим свойствам, так или иначе изменив и дополнив их. Примерами тому является и христианский Бог-Отец, и, например, греческие боги, обладающие вполне людскими слабостями при расширенных способностях.