Откуда взялся сюжет сказки про Красную Шапочку?

Давайте начнем с того, что сказка о девочке, которая пошла в лес и встретила волка, изначально была фольклорной: версии Шарля Перро и братьев Гримм являются литературной обработкой широко распространенного народного сюжета. Поскольку специфическими свойствами фольклора являются устность, коллективность, анонимность и вариативность, доподлинно установить, кто именно и когда именно придумал эту сказку, не представляется возможным.

Вместе с тем, почти все фольклорные сказки появлялись более-менее одинаково: в стародавние времена, когда книг в общем доступе не было, взрослым, чтобы развлечь/предостеречь детей, приходилось придумывать забавные/страшные/поучительные сказки самостоятельно. Поэтому резонно предположить, что история возникновения сказки про Красную Шапочку была примерно такова.

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были мама и папа, и была у них дочка. Ну, или сын. И жили они неподалеку от леса, в котором водились дикие звери. Поскольку ребенок до определенного возраста (не раньше 3-5 лет) не вполне осознает опасность окружающего мира, и прямые запреты вроде «не ходи в лес – там волк» работают далеко не идеально и лишь разжигают любопытство, родители сочинили историю о том, как девочка пошла через лес в гости к бабушке, встретила волка – а дальше мясо-кровь-кишки. Буквально: в первой версии сказки волк не просто убивал и съедал и бабушку, и девочку (никаких охотников-избавителей там и в помине не было), а еще и делал кучмачи из бабушкиных потрошков и заставлял девочку его отведать.

Собственно, из-за того, что бабушке тоже выпала незавидная доля, в некоторых странах (в том числе, если не ошибаюсь, в Италии) в заглавие вынесена именно бабушка, а не девочка, и сказка называется «Фальшивая бабушка». Итальянская Шапочка, кстати, несла в корзинке рыбу, а тирольская (в Альпах сказка получила распространение примерно в XIV веке) – головку сыра или горшочек масла. Вообще считается, что одними из первых сказку начали рассказывать французские крестьяне в X веке.

В ряде версий сказки волк был не волком, а оборотнем. А девочка – не девочкой, а девушкой, и, облачившись в наряд съеденной бабушки, волк требовал, чтобы Шапочка не просто подошла поближе, но еще и разделась и легла с ним в постель. Более того, иногда сказка на этом и обрывалась: за романтическими ужином бабушкиными останками логично следовало страстное соитие на ее кровати.

То есть под образом волка подразумевался не только фактический дикий зверь, но и метафорический соблазнитель: он нес угрозу как жизни, так и чести. Собственно, Шарль Перро, опубликовавший первую литературную версию сказки в 1697 году в каноническом сборнике «Сказки матушки Гусыни», выбросил многие страшные и фривольные подробности, однако упор сделал именно на мотив соблазнения. Дело в том, что в версии Перро героиня носила не просто какую-то там шапочку, а красный бархатный шаперон – средневековый головной убор, напоминавший тюрбан.

Шаперон был, в первую очередь, мужским головным убором. Представителям дворянского сословия разрешалось носить шапероны ярких цветов, сшитые из благородных тканей – бархата или шелка. Простолюдины же (а Шапочка была простолюдинкой) имели право лишь на шапероны темных цветов (черного, синего, темно-коричневого), сшитые из грубого сукна. Перро неслучайно снабдил героиню именно красным бархатным шапероном: будучи задавакой, которая нарушила правила приличия, она привлекла к себе внимание сомнительного джентльмена и поплатилась за это жизнью и честью.

Версия сказки, записанная братьями Гримм, появилась спустя более века после смерти Перро. И братья ее вроде как не слямзили, как сказал бы Зощенко, у предшественника, а услышали то ли от экономки в доме будущей жены Гримма-младшего, то ли от знакомой дамы французского происхождения. Гриммы убрали из истории сексуальный подтекст - их сказка учит не остерегаться незнакомцев, а слушаться старших - и добавили счастливый финал, вероятнее всего, заимствовав мотив убийства волка из пародийной пьесы Людвига Тика «Жизнь и смерть маленькой Красной Шапочки».

Ну а после Гриммов переводчики и адаптаторы видоизменяли народный сюжет кто во что горазд, перестраивая его под требования национальной морали и духа времени. Лучше Гарри Бардина с этой задачей, на мой взгляд, пока никто не справился.