Потому что это языковая призма, которая вобрала в себя основу талмудического взгляда на жизнь. Она подразумевает то, что для каждого человека есть свой ответ, а если у вас сформирован вопрос, то у вас на него уже есть ответ, или есть ответ, который вас не устраивает. Вот, например, почему вы это спрашиваете? (достаточно традиционный ответ на любой вопрос) Почему вам важно знать, что "не так" с евреями? От ответов на такой простой вопрос и еще пару тройку уточнений зависело бы все - от глубины до объема окончательного ответа, а если бы вы ответили так, что я понял, что вы праздно интересуетесь, или вообще не знаете, что спрашиваете, то в качестве ответ можно было бы преподать вам логоцентричный урок или эквилибристически бы над вами посмеяться.
Минимальный пример не связанный с вами я снова могу взять из книги Жизнь как квеч:
Первая же страница первого трактата может служить наглядным примером того, что происходит во всем Талмуде. Трактат начинается с обсуждения заповеди о том, что символ еврейской веры — молитву «Шма, Исроэл» («Слушай, Израиль») — нужно читать «и ложась, и поднимаясь» (Втор. 6:7). После короткой цитаты из Мишны следует шестнадцать страниц Геморы, затем снова появляется Мишна:
Мишна . «Когда читают „Шма“ вечером?
С того часа, когда коены приходят есть труму, до конца первой стражи — [это] слова рабби Элиэзера.
Мудрецы же говорят: до полуночи.
Рабан Гамлиэль говорит: до восхода утренней зари» (Брахот 2а).
Ничего более конкретного не говорится . По сути, отрывок ничего нам не сообщает — кроме того, что ночь предшествует дню (см. Быт. 1:5; 1:8 и т. д.), а «полночь» означает «рассвет». Фраза «с того часа, когда коены приходят есть труму» была бы куда понятнее, если бы они всегда ели в определенное время, — но это было не так. Здесь речь идет об осквернившихся коенах — им разрешалось есть труму только после того, как они совершат ритуальное омовение и зайдет солнце (то есть начнется новый день).
Молитва «Шма» здесь не пояснена. Расцвет деятельности Раби Элиэзера и Гамлиэля начался после разрушения Второго Храма, и вряд ли им доводилось видеть, как коены едят труму. Сама Мишна была дописана только через полтора века после разрушения Храма — так что, говоря о «вечере», она пользуется понятиями мира, который тогда уже не существовал; он был так же далек от читателей Мишны, как война между Севером и Югом — от нас с вами. Это как если бы в 2250 году кто-то заявил, что вечер начинается, когда команды уборщиков входят в башню Всемирного торгового центра. Почему же тогда в Мишне не сказано просто «на закате»? А вот почему: это была бы претензия на то, что космические события — восход и закат — существуют в первую очередь для евреев и их ритуалов, а остальной мир довольствуется тем, что перепадет. Да и в любом случае «закат» не прояснил бы ситуацию — посмотрите, что происходит, когда мудрецы говорят «полночь» (уж она-то всегда наступает в определенный час).
Обратите внимание: ни одно из высказанных мнений не названо правильным.Нежелание занимать конкретную позицию — одна из самых удивительных черт Талмуда. Категорические запреты вроде «Не подкладывай еврею свинью!» довольно редки и обычно направлены против совсем уж явных нелепиц. Чаще всего в Талмуде встречаются вопросы-квечи ("жалобы") — например, начало Брахот, первого трактата Гемары: «О чем говорит Танна, сказав „Когда…“? И почему он изменил порядок, начав с вечера? Начал бы с утра!»