Россия распадётся?

Мне очень нравится эта статья, взял из "острога", не ленитесь, прочитайте:

Сумерки Третьего Рима, заключение
#русская_матрица #антиантропная_цивилизация #постгосударство #пострусские

Следующий этап державного коллапса в истории великой России и в истории русской политической культуры окажется последним. Т.е. на смену великой России, которая базировалась на московской политической культуре, придёт пост-Россия, каждая из частей которой будет базироваться на своих собственных – «домосковских» и «внемосковских» – исторических воспоминаниях и «корнях».
Можно сколько угодно пугать себя тем, что вместо одной Московии появятся 25 новых Московий – но это не так. Московия может быть только одна. Мы это видим на примере Украины. Да, это постсоветское пространство. Да, оно заражено многими «вирусами» российской политической культуры. Но всё-таки это уже не Россия. Там, как минимум, происходят свободные выборы. Там, как минимум, есть независимая от правительства политическая жизнь. Там есть независимая от власти пресса, которая имеет возможность эту власть критиковать, не спрашивая на то разрешения: «Можно вас покритиковать или нет?»

Да, российская политическая культура – это дракон. Но, тем не менее, – и мы это видим на примере Советского Союза, – когда этот дракон в его современной, так сказать, «социально спокойной» версии, вступает в фазу самодемонтажа, то всё происходит довольно спокойно.
Предшествующие примеры имели место в условиях, когда существовал колоссальный внутрисоциальный, исполненный напряженных линий и разрывов, конфликт, который и был самым опасным элементом демонтажа России в 1917 году. «Низы» ненавидели «верхи», люди ждали того момента, когда можно будет с яростью вцепиться друг другу в глотку. Сейчас этого нет, сейчас, если кто-то и окажется объектом всеобщего негативного возбуждения, то это будет, как и в эпоху Перестройки, власть. Но власть можно поменять, само по себе это не провоцирует гражданскую войну, вслед за которой может прийти диктатура, в том числе тоталитарная. Если же гражданской войны не вспыхивает (как, например, это и произошло в 1991 году), то, значит, никакой угрозы тоталитаризма нет. Максимум, что может случиться в будущем – это очередной реставрационный проект, но опять-таки не тоталитарный.
Поэтому вопрос лишь в том, грядёт ли вслед за почти неизбежным «пост-путинским» обрушением системы новая реставрация? Думаю, что исторический запас реставрационного потенциала России – исчерпан. Больше нет – и, судя по всему, не появится – новой, свежей идейной оболочки, в которую можно было бы упаковать неприглядный российский этатизм.

Александр Дугин пытался одно время продать российскому социуму какое-то чудное «неоевразийство». Но многие ли повелись на эту антизападную великодержавную галиматью? Мне кажется, что нет. Люди в России, в принципе, как и раньше, продолжают в большинстве исходить, на мой взгляд, из того, что надо бы нам всем поскорее начать жить – по крайней мере, в материальном плане – «как в Европе». Просто на то время, пока не исчерпался сегодняшний реставрационный проект и когда в массе люди понимают, что выходить на улицу с протестными лозунгами небезопасно, да и бесперспективно, возникает соблазн утешить себя мыслью: «Да ну! Всё равно у нас так не получится, как на Западе!.. Хотя на Западе, конечно, лучше…» Но как раз вот это «всё-таки там лучше» в ситуации имперского кризиса превратится в: «А мы хотим, как там, хватит уже ружья чистить кирпичом!»
Одним словом, мы как бы находимся в эпоху циркуляра «О кухаркиных детях». И я напомню, что писатель В.Г. Короленко в те самые годы говорил, что его современникам ещё долгие десятилетия предстоит жить при «этой» власти. Но прошло чуть более десяти лет – и грянула Первая русская революция.
Причём для того, чтобы «дальние глухие годы» в одночасье закончились, необязателен даже уход лидера. Держава, повторюсь, просто может оказаться неспособной дать ответ на какой-то судьбоносный для неё внешний вызов. Она может, как говорится, назваться груздём, а в кузов залезть не сумеет.

Вот провозгласил Кремль ещё совсем недавно «углеводородное самодержавие» – и провалился с ним в ценовую яму. В результате политическая ситуация в стране в конце 2014 года слегка «колебнулась». И когда в феврале 2015 года Путин примерно на 10 дней «куда-то исчез», как легко (это, правда, касалось политизированной части интернет-сообщества) многие вдруг поверили, что «наверху» ситуация вышла из-под контроля, что Путин «интернирован», что «идут клановые разборки». Т.е. проявилось ощущение того, что система может дать сбой в любой момент, – это ощущение, как оказалось, сидит внутри людей перманентно, и притом не очень глубоко.
С моей точки зрения, если возникнет ситуация, когда нынешняя держава не может дать успешный ответ на тот вызов, который сама же спровоцировала (неважно, Донбасс это, цены на нефть или что-то другое), произойдёт демонтаж империи, а новой реставрации не случится.
Какие в этом случае возникнут опции, какие возможные пути дальнейшего развития?

Давайте посмотрим на жизнь после Советского Союза – это тот исторический опыт, который у нас есть и на котором мы можем хоть как-то обучаться. Те, кто сориентировался на Европу (Прибалтика), живут сегодня в целом лучше, чем те, кто попытался евразийски автаркироваться, сориентироваться на свои собственные пути развития (республики Средней Азии). Те, кто мечется между Европой и Азией (Грузия или Армения), живут, соответственно, хуже, чем Прибалтика, но лучше, чем Узбекистан. Деление грубое и очень условное, но в целом закономерность выглядит именно так: кто цивилизационно ближе к Европе, тот живёт, в общем, лучше, даже при исходной скудости ресурсов
Думаю, что построссийские регионы, а точнее страны регионального масштаба, которые возникнут, будут иметь перед собой такую же альтернативу: либо идти по пути, по которому двинулась Центральная Азия, либо пытаться интегрироваться на дальних подступах, а потом и на ближних – к Европе. Или, если говорить о дальневосточных регионах, – к Японии и США.

Вообще, если Россия регионализируется, то разные её регионы начнут тяготеть к разным центрам мирового развития. Это, с одной стороны, Северная Америка (США, Канада), с другой стороны, Азиатско-Тихоокеанский регион (Китай, Япония и страны ОСЕАН плюс Индия, Австралия) и, наконец, с третьей стороны, Европа.
Разговор о том, что Россия должна сопротивляться угрозе её «растаскивания» между тремя геополитическими центрами – этот дискурс активно развивает сама власть. Кремль утверждает, что Россия должна стать «четвертым центром» мирового экономического развития – «Евразией». Но сколько угодно можно произносить слово «халва», однако слаще от этого во рту, как известно, не станет. Если мы ничего не производим, кроме нефти и газа, какой мы четвертый центр? Россия в её нынешнем виде – даже не «пятое колесо», она – просто сырьевой придаток к реальным экономическим центрам, которые что-то производят, помимо сырья.

Путин это понимает, конечно, но у него, как у товарища Саахова из «Кавказской пленницы», дорога «или в ЗАГС, или к прокурору» (прокурору в историческом смысле). Т.е. он либо максимально пролонгирует статус кво, либо, если происходит некий коллапс, то это в первую очередь, затрагивает те элиты, которые сегодня руководят Россией. Конечно, элиты к этому стремиться не будут, и Путин, на мой взгляд, делает максимум возможного, чтобы этого не случилось. И те его шаги, которые оппозиционеры ставят ему не то чтобы в вину, а считают, что это – признак его «политического безумия», с моей точки зрения, – исходя из интересов пролонгировании империи, которой он руководит, на мой взгляд, совершенно оправданы. Благодаря этому он уже более 15 лет находится у власти, и до сих пор не потерял популярность.
Вообще, мне кажется, что логично ожидать от человека (и даже не просто от человека, но от функции, Путин же не только сам за себя отвечает, но и за ту систему, которая его выдвинула) борьбы за своё существование. Путин и борется за своё существование, а страна, поражённая «стокгольмским синдромом», соучаствует в этой борьбе российских элит за их существование. Но всё это, на мой взгляд, обречено иметь свой исторический конец.
Образно говоря, путинский проект – это есть та единственно возможная лекарственная терапия, которая позволяет продлить жизнь давно, еще сто лет назад, изжившей себя евразийско-московской цивилизации. Но, как всякая терапия, держащая на плаву одряхлевший организм, она ограничена во времени.

Подводя итог краткому обзору российской политической истории, следует всё же подчеркнуть, что российская «цивилизация ресентимента» – это по-своему вещь уникальная. Цивилизация, которая все столетия своего существования провела в условиях бесконечной рефлексии по поводу того, что кто-то более успешен, и этого «кого-то» надо непременно догнать. Провела в условиях жизни под гнётом элиты, не порождающей аристократической этики, а вместо этого порождающей систему холопских отношений вышестоящих с нижестоящими. При этом эта страна существовала в условиях перманентного «стокгольмского синдрома», когда народ все время убеждал себя в том, что он солидарен с той элитой, которая относится к нему не по-человечески. И в итоге эта цивилизация добилась колоссальных военно-индустриальных и культурных успехов (особенно, в петербургский период). Такой пример жизнеспособности, креативности и продуктивности ресентимента – по сути дела, негативного морального феномена, но имеющего такие колоссальные конструктивные последствия! – этот пример Россия, наверное, преподнесла человечеству более выразительно, чем кто бы то ни было другой. Правда, очаровываться этим проектом с каждым годом всё сложнее…

И всё-таки следует признать «российский проект» интересным кунштюком, который, слава богу, пережил период своего тоталитарного взлёта и находится в состоянии «дожития» и, быть может, приближается к аэродрому, на который мы еще успеем приземлиться…
Для того, чтобы попытаться представить, что случится «после России», необходимо «перевести оптику» и оглядеться вокруг.
Мир вступает в эпоху глобальной регионализации (вспомним движение за отделение в Шотландии и Каталонии, хоть пока и неудачное, но кто еще 15 лет назад думал, что такое вообще возможно?), даже, мне кажется, сепаратизации, исчезновения больших государственных монстров. Эти державы-монстры тяжеловесны, и в условиях торговли всех со всеми, а не всеобщей войны всех против всех, становятся дорогостоящими (и не безопасными) анахронизмами. Они существуют сегодня как напоминания о том, что, «наверное, могут быть еще войны». И они же сами постоянно эти войны – в локальном масштабе – порождают.
Пока что исламистский радикализм и военные эксцессы (прежде всего, на Ближнем Востоке) поддерживают авторитет существующих крупных государств. Но если представить, что будет преодолена полоса нынешней «маловоенной турбулентности» (поскольку крупной, то есть полномасштабной мировой войны, как мне кажется, всё-таки не предвидится), то и эпоха больших национальных государств начнёт уходить в прошлое. И в этом смысле Россия не будет уникальной территорией, которая начнёт деконструироваться. Она окажется одной из многих, которые пойдут по этому пути.

Не только в Европе некоторые страны готовы двинуться в этом направлении. Целые континенты, как, например, Африка, ждут процесса демонтажа бездарно «нарезанных» колонизаторами государств, поскольку только таким путем здесь (как и на Ближнем Востоке и в некоторых странах Азии) можно будет остановить бесконечное межэтическое и межконфессиональное кровопролитие.
О том, что судьбы «держав-монстров» в XXI веке окажутся под вопросом, политологи и экономисты говорят уже давно. Сингапурские ученые ещё лет 20 назад написали, что Китай в среднесрочной исторической перспективе превратится в несколько десятков «сингапуров». И то, что Китай уже сегодня состоит из множества очень разных территорий, особенно после начала модернизации, когда какие-то регионы «рванули ввысь», а какие-то остались в социально-экономическом прошлом, это залог будущей регионализации Китая, в котором к тому же сохраняются и традиционные очаги этнического сепаратизма: Синьцзян, Тибет.
Даже в самой мощной стране мира – США – существуют, хотя и слабые, но всё же сепаратистские дискурсы: в Калифорнии, Техасе, на Аляске и Гавайях.
Регионалистский дикурс (как и либеральный) подобен «вирусу», он проникает повсеместно. И если сегодня он актуален даже в самых успешных державах, тем более он перспективен в странах более проблемных, созданных из некогда существовавших независимых друг от друга и исторически самодовлеющих народов и территорий. Иными словами, в таких странах, как Россия.
И мне не кажется, что в связи со сказанным выше надо начинать рассуждать в категориях алармизма. Ушёл Советский Союз – жизнь продолжилась, уйдет Российская империя в ее нынешнем виде – жизнь также продолжится.
Вот есть такой район в Петербурге – Купчино. Петербурга не было, Ниена еще не было, а Купчино уже было! Оно «было всегда». Вот так же и регионы – они могут встраиваться в разные государственные форматы, но при этом остаются сами собой. Остаются люди, реки, холмы, дома, остаётся региональная память. И с этим регионы могут продолжать идти в будущее, оставив свою старые «государственную униформы» в прошлом.

Правда, что касается Московии, то, как я полагаю, она не сохранится даже в редуцированном, так сказать, виде. Дело в том, что в случае демонтажа России, Москва превратится просто в крупный мегаполис, и даже то государственное образование, в которое она в итоге встроится, столицей будет иметь не Москву, с моей точки зрения, а какой-то скромный административный центр по типу Олбани в штате Нью-Йорк или Сакраменто в штате Калифорния (где крупнейший город, как известно, - Лос-Анджелес). Большой регион с огромным мегаполисом будет стараться вынести административный центр за пределы этого мегаполиса, чтобы в столице региона учитывались интересы всей территории, а не только регионального «города-монстра».
Одним словом, государства приходят и уходят, регионы остаются. И в этом, наверное, и стоит увидеть свет в конце 500-летнего тоннеля под названием «История государства российского».

Чисто теоретически вероятно - но нынешняя правящая верхушка руками и ногами упрётся в сохранение хотя бы физического единства. Так как в Европейской части РФ толком нет природных ресурсов, а если уйдёт Сибирь - то отделятся Чечня и Татарстан