Коротко: из двух логически возможных ответов, "потому что из оппозиции" и "потому что политики и журналисты", первый совсем неверный, "с точностью до наоборот", а второй отчасти имеет смысл (в основном там, где про журналистов, а про политиков - тоже нет).
Теперь по пунктам.
Сначала вспоминаем, как Шафаревич определяет "русофобию", ее условия и характеристики:
(1) Страна, которую мы понимаем как организм или систему, переживает очередной переломный момент (для развивающейся системе такие кризисы неизбежны).
(2) В ситуации "кризиса роста" в стране появляется критически настроенный организованный слой со своими кружками, клубами и т.д. (как в Англии XVII века, Франции второй половине XVIII в., Германии середины XIX в., России второй половины XIX в.).
(3) Если такой организованный слой противопоставляет себя всем остальным ("большому народу") и видит за собой особую роль в стране и ее будущем, он подходит под понятие "малый народ", предложенное якобы Кошеном, французским историком революции (на самом деле Кошен говорил о "малом граде", "малой республике");
(4) Собственно "русофобией" Шафаревич называет набор идей о том, что (а) русским по их культуре свойственны рабство, подчинение "сильной руке", жестокость, нетерпимость, а также стремление навязать свои порядки другим странам ("мессианство"), и что (б) русские, в силу их характера и истории, не приспособлены к демократии и свободе;
(5) Идея, что стране нужна демократия западного образца - вторая ключевая для советских диссидентов, которых Шафаревич критиковал за распространенные в их среде самосознание "малого народа" (3) и "русофобию" (4).
Шафаревич еще много пишет о евреях, но сам же поясняет, что дело, в конечном счете, не в них: классический "малый народ" Кошена во Франции XVIII века, кризис и революционное движение в России после 1860-х годов - все они возникли без участия евреев, по естественным внутренним причинанам.
"не видно" и непонятно как назвать ситуацию, когда организованное меньшинство, отличное от "большого народа", уже правит страной и не хочет никаких перемен: дворяне во Франции при Старом режиме, мамлюки в Египте, номенклатура в позднем СССР и др.; недовольство "большого народа" таким правлением - тоже "не видно";
"не видны" многочисленные примеры, когда критически настроенный организованный слой определяет себя как "патриотов" и "националистов": начиная с той же описанной Кошеном революции во Франции, затем европейские революционные движения XIX века (Греция, Германия, Венгрия, Польша, Италия и др.), революции начала XX века в Китае и Турции и т. д.
Другими словами, понятие "русофобии", как плохие очки, сильно искажает картину, заставляет не видеть существенное и предлагает объяснение там, где его может не быть. Даже два названных провала уже объясняют, почему в политической науке модель Шафаревича не используют, почему она так и осталась понятием из публицистики и пропаганды.
Не хватает, на уровне рядовых участников протестов, ключевых деталей (3) и (4).
В 2011-2013 годах, когда проходили большие протестные митинги, социологи из петербургской "Лаборатория публичной социологии" (PS Lab) собрали больше двухсот интервью с их участниками, социологи из московского "НИИ митингов" - больше пятисот. Участники протестов, которых просили определить себя каким-нибудь словом, в ответ чаще всего говорили: "народ" или "граждане", считали себя такой же, как все, частью народа, а свои лозунги (честные выборы, справедливые суды, правительство и полиция под контролем граждан и др.) - общими для всех.
Лозунги, что "люди не готовы к демократии" (4), теперь использует, как правило, не оппозиция, а политики из правящей партии; прямо сейчас, за последний год, под такие объяснения отменяли прямые выборы в Иркутске, Петрозаводске, Екатеринбурге, до этого - в других крупных городах. Оппозиционные активисты критикуют правящий класс не только за такую риторику, но еще и за то, что они, как считают участники протестов, разворовывают государственный бюджет, покупают себе за границей богатые особняки, отправляют детей учиться и работать на Запад, - то есть, в общем, не любят свою страну.
Кроме того, что участники больших протестных митингов 2011-2013 годов были "большим народом" и в отрицательном смысле: как недостаточно сплоченная и организованная масса людей, которые поодиночке или малыми группами собирались на митингах и так же поодиночке расходились по домам. Характерной для "малого града" Кошена устойчивой организации у них не было.
Политиков - сразу вычеркиваем. Быть политиком, который выступает за демократизацию, за контроль граждан над правительством, и одновременно заявлять гражданам, своим избирателям, что они при этом "не способны к демократии" - очевидный абсурд, действующие политики это понимают и так себя не ведут. Остаются журналисты, прежде всего "журналистика мнений" (бывает еще "журналистика фактов"). Другими словами, люди, которые сидят на месте и придумывают объяснения, как все на самом деле устроено и почему. Польза от такой "журналистики мнений" в том, что в какой-нибудь проблемной ситуации они предлагают свои объяснения - много, каждый в чем-то свое - и из них дальше можно выбирать полезные, а ненужные не выбирать. Такая "журналистика мнений" существует и на стороне режима, и на стороне оппозиции, и все они откликаются, лучше или хуже, на проблемы, важные для своего лагеря.
Для сочувствующей оппозиции "журналистики мнений" один из главных вопросов, на который она должна ответить, это почему значительная часть граждан доверяет "телевизору", не одобряет протестные акции или не готова в них участвовать, почему на выборах побеждает правящая партия и т. д. Среди предлагаемых ответов какую-то долю (на самом деле небольшую) занимают старые идеи "исторической неготовности к демократии". Источники таких идей - диссидентская среда позднего СССР, которую критиковал Шафаревич, либеральный лагерь 1990-х годов с его страхами, что вдруг народ "не примет" рыночные свободы и демократию; и официальная пропаганда, которая тоже убеждает, что большинству важнее "стабильность", чем демократические "потрясения".
Пропагандисты из лоялистского лагеря такие тексты радостно копируют и рекламируют ("смотрите, какая у нас оппозиция!"). Сами оппозиционные политики и активисты такие идеи не любят по простой причине: им нужны объяснения, которые побуждали бы людей работать с ними (например, волонтерами на выборах), а рассказы о "тысячелетнем рабстве", наоборот, убеждают, что любая политическая активность бесполезна. Сторонники таких рассказов просто перестают быть оппозицией, то есть людьми, которые что-то делают, чтобы изменить политическую ситуацию в стране; вместе с ними "уходят в осадок" и их рассказы.
Нет никакой руссофобии. Есть неприязнь к существующей власти, которая вполне логична, учитывая уровень коррупции и общего курса. Но правительство и Путин это не Россия и ставить знак равенства тут неуместно.
А что на лекции-то было? Неужели вообще бездоказательно в течение всей лекции рассуждали?
Вопрос всегда в терминах. Что есть русофобия? Признание своих недостатков с целью их исправления? Когда ребенку мешают есть землю - он может быть крайне не доволен, но это вредно для него же самого.