Арчимбольдо внезапно переоткрыли в конце XIX века, после почти пятисот лет забвения – и с тех пор пытаются классифицировать то как маньериста, то как пантеиста, то как стихийного сюрреалиста, но скорее всего его случай немного проще.
Многое в искусстве родилось на пересечениях. Когда в восемнадцатом веке был одновременный культ классицизма и китайского фарфора, люди на картинах начали выглядеть как фарфоровые куклы на фоне античного пейзажа. Когда императора Августа провозгласили египетским фараоном, то есть возлюбленным Птаха и Нун и буквальным божеством на земле, появились гибридные статуи наполовину эллинистического и наполовину египетского манера.
Так вот, Арчимбольдо – это то, что получается на пересечении светского портрета и энциклопедистики.
Что в принципе логично – Арчимбольдо происходит из южной школы, и просто обязан был быть приобщен к возникшему в XIV-XV веках ажиотажу массового систематического натурализма. Это был именно тот период, когда европейские справочники стали делать максимальный акцент на точности фенотипа, и что по цепочке, транзитом через научную иллюстрацию, дало толчок к появлению натюрморта как самостоятельного (хотя пока еще маргинального) жанра.
Иными словами, люди начали рисовать предметы. Просто так. Потому что они красивые.
А что еще люди начали рисовать потому что они красивые? Правильно, портреты.
Натуралистический светский портрет как раз успел получить второе дыхание после средневекового перерыва, и насыщенность оного в художественной среде как раз достигла той точки кипения, на которой всякий, кого имеет смысл изображать, хочет себе не просто портрет, а портрет одновременно классический и оригинальный. Тем более Габсбурги.
Откуда конкретно возникла идея составлять портреты из предметов – мы уже никогда не узнаем. Лично мне импонирует мысль, что Арчимбольдо просто увидел по пути от Милана до Вены что-то такое, что навело его на подобную мысль. Это мог быть банальный крестьянский фестиваль, на котором могло фигурировать чучело с двумя помидорами вместо глаз – тут уже много не надо.
В конце концов, портреты Арчимбольдо не демонстрируют именно смысловой изощренности – их каламбуры не так чтобы многочисленны и не так чтобы замысловаты. Не в сравнении со средним уровнем своего времени, для которого двойной подтекст буквально каждого элемента был почти обязателен. Их сложность скорее именно в их энциклопедичности, множественности предметов и атрибутов, которая больше всего заметна на ботанических работах и в частности в "Весне".
Ну и собственно вот. В принципе, с такой предысторией, кратковременное забвение Арчимбольдо было неудивительным. Потом, в современной эпохе, недостатка в интерпретациях конечно же уже не было – тут сыграло следствие плюрализма самих аналитических методов – но все эти поздние интерпретации являются всего лишь результатами еще одного культурного пересечения, теперь уже двадцатого века: культа формального анализа с одной стороны и неутихающего интереса ко скрытому языку Возрождения – с другой.
Ну и, к тому же, они просто красивые.