№ 13 Первый выпуск, 24 января

Вторник, 24 января 1995 года

Неизвестное об известных

- Жириновский? - Нет, Пуришкевич. … Ну очень похож.

27 января 1909 года Лев Троцкий писал в газете «Киевская мысль»: «Не только у отдельных лиц, но и у групп, клик, классов бывают вожделения, которые противоречат общественному нравственному сознанию, и это противоречие тем острее, чем паразитарные и своекорыстнее характерная сословная группа. Человек, отравленный внутренней критикой, стесненный внешней корректностью или отягощенный собственным достоинством, никогда не сможет найти достаточно бесстыдного языка для бесстыдных притязаний своей клики. Тут нужен репрезентативный скоморох. Дурацкие бубенцы, звонкие и шумные, приковывающие к себе внимание, - уже предпосылка и составная часть успеха. Кто при этих условиях способен надеть на голову колпак, украшенный дурацкими бубенцами, тот становится героем… Против него бессильны гнев и сатира». Троцкий имел в виду совершенно определенного человека.

Граф Бобринский говорил, что этот человек «составлен из канальи, попрошайки и шельмеца». Этого же «героя» П. Милюков назвал «трагическим клоуном Второй Думы». Павел Николаевич потерпел от этого человека немало. Бывало, что в Милюкова летел с кафедры стакан, полный воды.

Что же, и в наше время нередки подобные инциденты в парламентах стран СНГ. Помните, как-то по телевидению нам показали, как депутат грузинского парламента запустил в спикера телефонным аппаратом? Как хватали друг друга за грудки нардепы России? Полагаю, особенно не напрягаясь, каждый читатель вспомнит и других парламентских «героев».

Однако хватит интриговать. Сегодня речь пойдет о

B. М. Пуришкевич. Имя сие, пожалуй, у многих на слуху, но, ручаюсь, мало кто знает, что представлял собой этот человек. Посему поделюсь с вами некото-

рыми пикантными подробностями его жизни. До 1907 года, то бишь до выборов во Вторую Государственную Думу России, Пуришкевич были известны только в своем глухом бессарабском углу. Губернатором в те поры там служил князь С. Д. Урусов. Он и оставил нам в своих «Записках» родословную героя. «Несчастным исключением в губернии было одно только аккерманское земство, совершенно испорченное семейством Пуришкевичей, пользовавшихся в губернии заслуженно плохой репутацией, но имевших влияние в уезде благодаря своему богатству и удивительной пронырливости и неразборчивости в средствах для достижения своих целей. Родоначальником этой семьи был бывший священник кладбищенской церкви, впоследствии член кишиневской консистории, отец протоиерей Пуришкевич, выслуживший для своего сына посредством Владимирского креста дворянское звание. (Орден Св. Владимира 3-ей степени был единственным, дававшим потомственное дворянство. - Ф. З.) Пуришкевич-сын занимал должность непременного члена бессарабского губернского присутствия».

Вот от этого Митрофана Пуришкевича и родился

старший сын Владимир 12 августа 1870 года. Окончив первую кишиневскую гимназию, он поступил на историко-филологический факультет Новороссийского университета. Был он, как тогда говорили, «белопод-

Семейные предания

… приниматели Прохоровы» открылась именно в филиале Музея революции «Красная Пресня», и то, что, правда об основателях и владельцах «Трехгорной мануфактуры» зазвучала в этих стенах. Невозможно без Пресни представить историю этого рода. А история эта интересна, и поучительна.

GRAND PR

ТОВАРИЩЕСТВО НА ПАЯХ

Прокурорской ТРОТУАРНОЙ Мануфактуры

Первым же голосом в защиту доброго имени Прохоровых, прозвучавшим громко со страниц газет и экранов телевизоров, был голос старейшего ветерана революции и двух войн Иван Вонифатьевич а Крылова. В 1987 году он рассказал в «Московском комсомольце» о фактах, которые на протяжении десятилетий скрывались и оттого казались многим невероятными. Так вот:

-Профессиональная подготовка рабочих, которую давало фабричное училище, была одной из самых передовых. Никто такие школи-университеты для детей рабочего класса, где учение тесно увязывалось с производственным трудом, не открывал… поэтому и на другие фабрики Песни наших «прохоровских» с удовольствием брали… А то, что в 1912 году в Москву приезжала целая делегация во главе с президентом Франции Пуанкаре, чтобы вручить Николаю Ивановичу Прохорову, главе фирмы, орден Почетного легиона Франции, разве не событие по тем временем? Может, кто-то и вспомнит, что где-то читал подобное. Спроси же, за что такие почести российскому фабриканту, мало кто рискнет ответить. Не знают.

Отлично помню, как Пуанкаре приезжал (И. В. Крылову было тогда 14 лет). Я тогда учеником уже был в мануфактурно-техническом училище. Да приболел - вот меня в больницу отправили, когда делегация в училище приехать собралась. В больницу поместили - тоже «прохоровскую», он и больницу содержал -- помню, как весть в больницу пришла, мол, иностранные гости прибудут и сюда. Везде захотели побывать, собственными глазами удостовериться, как рабочие у Прохоровых живут… Очевидно, что «Трехгорка» была интересным примером не только для России, но и

для Запада. Как справедливы в этой связи слова поэта:

Перенимать чужое пылки - За тридевять земель летим. Когда ж свое-то мы из ссылки,

Из долгой ссылки возвратим? Возвращать «свое» начал И. В. Крылов,

что для нас, внуков Николая Ивановича Прохоро-

кладочником», то бишь весьма обеспеченным юношей, не слишком утруждающим себя науками. Дотянул лишь до середины 3-го курса. А затем бросил университет ради того, чтобы занять место председателя Аккерманской земской управы, обеспеченное ему папашей. С тех самых пор на стене земского дома висел его портрет. Вот что пишет по этому поводу князь Урусов: «Посетив Аккерман, я спросил о заслугах, вызывавших столь почетное отличие. Мне ответили, что один из служащих управы по какому-то случаю побил председателя. Чтобы утешить побитого, земское собрание постановило повесить его портрет в зале заседаний».

Прохоровы с детьми.1870-е годы.

В приюте маленького Крылова принял «сам» Николай Иванович, когда после смерти отца, ломового возчика, мать - - кухарка «на прохоровских спальнях» - . привела пятилетнего Ивана. Он с такой любовью и теплом отзывался и о воспитателях, и о директоре приюта Сладковской, и о всей жизни там, с какой люди нечасто вспоминают и родной дом. А наш дед был для него учителем и на-

ВЕЧЕРНЯЯ МОСКВА

как народное представительство и подставить ее

разгон. Пуришкевич имел совершенно гладкий, как бильярдный шар, череп, но это компенсировалось густой ,рыжей бородой с бакенбардами. Оратором Пуришкевич был неважным, постоянно дергался, словно в каких-то корчах, был вертляв, зато весьма находчив в репликах. «Самые обыкновенные его фразы часто приобретали в его устах необыкновенно оскорбительный характер, этот человек умел ненавидеть и через эту ненависть выражать зло», … пишет Любош. А ненавидел Пуришкевич все передовое, новое, демократическое, все, что могло, по его мне-

mmm

За битого двух небитых дают, гласит поговорка. Битый Пуришкевич сиганул в Петербург в министерство внутренних дел на немалую должность чиновника для

особых поручений. Вот тут и наступил 1907 год, выборы в Государственную Думу. Бессарабская губерния послала в Думу девять ярых монархистов, среди которых были печально знаменитый организатор погрома редактор Паволакий Крушеван и Владимир Пуришкевич. Очевидцы вспоминают, что прошли эти депутаты благодаря "весьма откровенному и грубому казенному изобретательскому шулерству». Подтасовки были так наглы и заметны, что Дума вполне могла не признать полномочий этих депутатов и отправить всю компанию домой в Кишинев. Но благодаря политическим спекуляциям этого не случилось, за что сама Дума и была жестоко на-

казана. В Одесской публичной библиотеке была недавно освобождена из спецхрана брошюра Семена Любаша, изданная в 1925 году в Ленинграде. Она называется «Русский фашист - - Владимир Пуришкевич». Вот ведь как - ни больше и ни меньше! А ведь в те годы слово «фашист» еще не было таким расхожим и одиозным. Более того, считалось, что это политическое течение возникло в далекой Италии. Однако автор был прав: Владимир Пуришкевич действительно был предтечей русского фашизма, хотя сам он едва ли знал это слово и вовсе не претендовал на такое «высокое» звание. Любопытна еще одна подробность с брошюрки сорвана цветная обложка. С чего бы это? Оказывается, на ней была изображена свастика. И боязливые дамы из спецхрана на всякий случай сорвали листок. Может, благодаря этому и сохранилась брошюрка?

C. Любош указывает, что Пуришкевич отправился в

тов! Как упивались «демократией» на экранах своих Думу с четкой задачей подрыва этого парламента изтелевизоров! А разве нынче все сказанное выше не нутри, своими скандальными выступлениями и реплиотносится к современному российскому парламенту, ками он пытался попросту скомпрометировать Думу который оживляет своим присутствием разве что гос-

Моих там не было

ва, было особенно трогательно. Мы о многом тогда представления не имели, да и откуда? Наши родители считали всю деятельность и жизнь своего отца, а нашего деда, и его предков нормой. Конечно, нам говорили, что это были очень достойные, хорошие люди, но мы не видели в этом ничего экстраординарного, а потому мы как-то никогда не слышали специальных рассказов на эту тему. А вот Иван Вонифатьевич, воспитанник приюта и училища, считал своим долгом рассказывать правду о взрастивших и воспитавших его.

Еще в 70-е годы он сумел прочесть судебное дело по событиям 1905 года. И первым рассказал нам о том, что Николай Иванович Прохоров на процессе выступал в защиту своих рабочих и многих из них «отстоял», говоря: «Моих там не было», И в действительности их было немного, а те, кто оказался замешанным, действовал зачастую под влиянием профессиональных революционеров, дружинников, взявших в то время власть на Пресне и на фабрике. Семьям арестованных Н. И. Прохоров выплачивал пособие, а для сосланных в Сибирь, кого «отстоять» не удалось, он построил мыловаренный завод, чтобы у них бы-

ла работа и средства к существованию.

Рассказывал Крылов и о том (кстати, все это записано у него, а записи оставлены в наследство внучке-историку), что продукция «Товарищества Прохоровской Трехгорной Мануфактуры» славилась и неизменно отмечалась золотыми и серебряными медалями на всемирных промышленных выставках (в 1900 году в Париже высшая награда - Гранпри) и всероссийских ярмарках, что для рабочих предприятия был построен и поныне сохранившийся целый городок со спальными-общежитиями от 2 до 5 этажей, По нему он водил нас осенью 1987 года, рассказывая о том, как здесь жил с семьей. Показывал, где находились детские ясли, сады, приют, школа, родильный дом и богадельни, Многое не сохранилось, многое - перестроено. Стоял перед воротами бывшего училища, которое он закончил: рассказывал о библиотеке и театре, о том, что рабочие, не имевшие места в общежитиях, получали ежемесячно квартирные деньги, что Николай Иванович Прохоров собирался откупить все рии до Ваганькова, чтобы построить корпуса для всех рабочих, да война помешала.

ставником, и родным человеком. Эти его воспоминания для нас, внуков, особенно ценны, поскольку никто из нас деда не знал: он умер в 1915 го-

ду.

Приютские дети, а было их в то время более 60 чело- Прохоровская Трехгорная мануфактура. век, были постоянными участниками Конец XХ - начало XХ века.

семейных больших праздников. На Пасху и Рождество их приводили в дом у Красных ворот (Садово-Черногрязская, где теперь в оставшемся флигеле помещается ресторан «Дубровник»). Детей принимали все члены семьи и устраивались игры и танцы, а за обедом им прислуживали официанты, специально приглашавшиеся для этого из лучших ресторанов. Их учили сидеть за столом и обращаться с приборами, а кушанья подавались такие, о каких, как говорил нам Иван Вонифатьевич, вы и представления не имеете, да и рюмку вы, Наталия Михайловна, не так держите, Николай Иванович нас учил по-другому… … Как вспоминает старшая дочь Ивана Бонифатьевича, теперь уже семидесятилетняя Людмила Ивановна, не проходило дня, чтобы Иван Вонифатьевич, поучая своих детей, не вспоминал, а что бы сказал или сделал по этому поводу Нико-

лай Иванович.

Начиная с весны, приютские дети жили ожиданием поездки в Покровское-Глебово (или, как его называли рабочие, Татьяно-Никольское, по именам хозяина и хозяйки Татьяны Григорьевны и Николая Ивановича Прохоровых). Дети задолго до этого становились более послушными и меньше шалили, так как боялись, что какой-нибудь проступок может лишить их возможности принять участие в поездке на дачу. В подмосковной усадьбе Прохоровых собиралась масса народу, в основном это были многочисленные родственники хозяев с детьми и домочадцами.

Отдыхал на даче вместе с другими и Тиша (Александр) Алехин, будущий чемпион мира, территодвоюродный брат моей матери и племянник жилые деда Николая Ивановича Прохорова. Вот как описывает усадьбу Покровское-Глебово Ю.

H. Шабуров в своей очень правдивой книге «Алехин непобежденный чемпион»: «…усадьба находилась на берегу реки Химки (ныне на этом месте один из каскадов прудов Химкинского водохранилища). А тогда тут было начало красивого смешанного леса с аллеями и родником неподалеку, который и сейчас дарит людям прозрачную, особого вкуса воду. Деревянный рубленый дом Прохоровых широко был раскинут вдоль берега Химок. В центральной части здания было три этажа да еще наверху крытая обширная терраса с обзором во все стороны. От этой доминанты, как крылья, направо и налево, здание постепенно снижало высоту постройки - сначала до двух этажей, затем одного. Крыша в ряде мест завершалась конусообразными мебольшими башенками, а окна в доме были широкими, распахнутыми навстречу очаровательной природе. На этой подмосковной даче жила летом не только многочисленная родня Прохоровых. Сюда нередко приезжали отдыхать служащие «Трехгорной мануфактуры», а два-три раза в лето - дети из приюта. Детей привозили с Песни на подводах, покрытых поверх сена толстыми одеялами. Здесь они играли, гуляли, купались, получали подарки». И далее в продолжение написанного Ю. Н.

Шабуровым - - живой рассказ И. В. Крылова: «Будили нас рано, часов в 5, а мы от волнения и с вечера заснуть не могли, рассаживались на длинных дорогах, покрытых сеном и одеялами, и мы полусонные, но счастливые, приезжали в усадьбу. Там нас проводили на веранду, где уже были разложены тюфяки, набитые сеном, поили молоком с хлебом, и

нию, представить малейшую опасность для беспредельной власти в России таких людей, как он сам. «Пуришкевич один шумел и скандалил за целую фракцию. .Выкрикивал он свои реплики резким истерическим голосом, но при этом никогда не терялся, всегда неуклонно вел свою линию, говорил именно то, что хотел, и добивался того впечатления, какого желал…» Так как совершенное бессилие Думы выяснилось очень скоро и ждать от нее положительных результатов ни в смысле законодательном, ни в области обуздания бюрократии не приходилось, то перманентные выходки Пуришкевича в глазах большой публики оживляли парламентскую безнадежность. «Вначале еще увлекали речи левых, но чем больше обнаруживалась их безрезультатность, тем больше стали «развлекать» выходки Пуришкевича. Когда Пуришкевича исключали (на несколько заседаний, было такое наказание в Думе. - Ф. З.) думские заседания проходили без него, тогда на фоне водворяющейся серьезности политический фарс парламентаризма казался еще более унылым и невыносимым». Послушайте, читатель, вам ничего это не напоминает? С какой страстью следили мы за первыми заседаниями вновь избранных Сове-

.

-

и＿

мы спали часов до восьми, а потом был завтрак и игры, и соревнования, которые устраивала Татьяна Григорьевна, и призы. «Хозяйские» дети бегали, соревновались и играли вместе с приютскими «на равных». Старшие дети, мои дяди и старшая сестра мамы Людмила играли для детей на фортепьяно, они вместе пели».

Когда я осенью 1987 года, после прочтения его статьи, разыскала номер телефона Крылова и позвонила ему, спросила: «Это вы написали статью, где добрым словом помянули Прохоровых?». Он в ответ: «А с кем имею честь?».

- Да я из Прохоровых, внучка Николая Ивановича.

- Чья дочь? -- голос его срывался. - Татьяны Николаевны.

- Танечкина?!- и он уронил трубку.

Его дочь Людмила Ивановна сказала, что он сейчас не может говорить - плачет… …Если вдуматься в глубину отношения И.

B. Крылова к «хозяевам-эксплуататорам» и их потомкам, то, наверное, можно его объяснить тем, что у него были близкие Личные контакты с членами семьи, он не мог избежать влияния обаяния личности Николая Ивановича, которое, по словам всех знавших его, было совершенно неотразимым.

Но чем объяснить ту добрую память о Прохоровых и жизни на «Трехгорке», которая сохранялась и сохраняется людьми, не бывшими в столь близких отношениях ни с членами семьи Николая Ивановича Прохорова, ни с ним самим.

Мы с братом, родившиеся в разных ссыл-

ках и жившие с нашей мамой в далеких местах ее ссылок, очень редко могли навещать наших родственников в Москве. Если это происходило, то мамы с нами не было, так как она не имела права покидать место очередной ссылки. Поэтому Ваганьково, где находится могила маминых родителей, мы посещали обычно в сопровождении когонибудь из родных или знакомых, кто не очень хорошо ориентировался и не мог сразу найти могилу Н. И. и Т. Г. Прохоровых. Ориентиром обычно служил склеп, где похоронен в 1899 году брат Николая Ивановича - Сергей Иванович Прохоров. Напротив него расположен столь «заселенный» участок, что найти на нем скромные две могилы с металлическими обычными крестами бывало трудно и зимой среди сугробов, и летом в густой зелени. И вот тут почти всегда находился какой-нибудь пожилой человек, который провожал нас прямо к могиле, по дороге рассказывая истории о жизни рабочих или какие-нибудь случаи встреч с «хозяевами». Всегда эти рассказы поражали нас необыкновенной теплотой и какой-то проникновенностью.

Нужно сказать, что эти встречи происходят-. ли в «сталинские» или сразу же «послесталинские» времена, когда любое выражение приязни к «бывшим» было чревато очень неприятными последствиями, но люди не боялись выражать свои чувства даже перед совершенно незнакомыми людьми.

И уж совершенно потрясают та мужество, которые проявляли рабочие в отношении к Ивану Николаевичу, старшему сыну Николая Ивановича Прохорова. После национализации фабрики в 1918 году он был оставлен при фабрике в качестве «со-директора», или консультанта, он был крупнейшим специалистом по хлопку и производству, без него не могла продолжать работать фабрика. Когда летом 1918 года рабочим нечем было платить зарплату, Иван Николаевич распоря-

дился выдать им плату мануфактурой, за что

под подин Жириновский? Что ж, история повторяется. Обаяние

Правда, в отличие от недоучившегося Пуришкевича нынешний парламентский деятель хвастает тремя дипломами. Но, может быть, нынешние три диплома равны тогдашним трем курсам? Кто знает?

Пуришкевич, кстати, тоже не чужд был искания литературных лавров. Он кропал стихи и в большом количестве рассылал их во все редакции газет, правых и левых - - безразлично, лишь бы напечатали. Говорят, эти стихи не были лишены остроумия на политическую злобу дня. Вот только до похода на Индию Пуришкевич не додумался, он бы вполне удовлетворился Босфором и Дарданеллами. Зато в яром антисемитизме он явно превзошел своего последователя.

После погрома, устроенного в Новороссийском университете, уже в Четвертой Думе выступал В. Шульгин. Он сказал: «…все-таки революция в России пойдет по еврейским трупам (Пуришкевич с места: «Так…»), потому что евреи есть сторона наименьшего сопротивления, и толпа будет бить по ним» (Пуришкевич с места: «Правильно!»). Сначала Пуришкевич был деятельным членом "Союза русского народа", возглавляемого доктором Дубровиным, но союзники не поделили какие-то деньги, и Пуришкевич тут же создал свой собственный «Союз Михаила Архангела». Они ничем не отличались друг от друга, эти два союза, почему сегодня многие путают их, считая одной и той же организацией. Действительно, они имели те же погромные цели и набирали к себе публику с тем же уголовно-моральным стажем.

На темные деньги Пуришкевич организовал «Акаде-

мический союз студентов». По сути это были банды «белоподкладочников», которых подкупали не только материально, но созданием клубов и особых привилегий - вплоть до ношения оружия. Молодежь на такое очень падка и легко развращается. Почему бы не выпить, не кутнуть и не половеласничать на халяву? Именно такая банда «академистов» убила в Одессе студента университета Иглицкого и осталась, конечно, безнаказанной. Полиция очень чутко улавливала, кому на самом деле надо служить. За кем сила. Так вот, Пуришкевич устроил по этому поводу в Петербурге роскошный банкет, который почтил своим присутствием даже Столыпин.

В 1916 году Пуришкевич отличился участием в убийстве Гришки Распутина. И вот парадокс: последний был настолько ненавистен всему российскому обществу, что многие готовы были за этот «подвиг» простить Пуришкевичу все его художества.

После Октября Пуришкевич был арестован и обосновался в Петропавловской крепости. Там он, видите ли, по его словам, писал стихи «Песни непокоренного духа». Я. Петерс в это время жаловался Ленину, что «для применения к Пуришкевичу высшей меры наказания не удалось добиться единогласия при голосовании в Коллегии ВЧК». А тут 1 мая 1918 года приспела амнистия политическим заключенным, и Пуришкевич был освобожден.

Уже 4 мая Пуришкевич поместил в «Новой жизни» заметку в своем духе, в которой утверждал: "Я остался тем же, кем был, само собой разумеется, не изменившись ни на йоту». 30 мая умер Плеханов, и Пуришкевич послал венок с надписью: «Политическому врагу, великому русскому патриоту». Вскоре Пуришкевич уехал сперва в Одессу, откуда был выслан генералом Шиллингом за очередной скандал. Затем он попал в Новороссийск и умер там от сыпного тифа.

Как видим, революция остановила Пуришкевича. Но жизнь его показывает, как опасны бывают шуты, против которых «бессильны гнев и сатира», Кроме того, ведь в то время не было телевидения, и страна знала Пуришкевича лишь понаслышке, по газетным отчетам. Иное дело - сейчас… Феликс ЗИНЬКО

был обвинен в растрате «социалистической» собственности, арестован Пресненским ОСО и приговорен к расстрелу. Рабочие бросились на Лубянку и «отстоя-

ли» его. Приговор о расстреле был отменен, а через некоторое время Иван Николаевич выпущен. Его арестовывали после этого неоднократно, но с фабрики не увольняли, так как специалистов такого класса в то время просто не было. И когда он умер в 1927 году в возрасте 37 лет, его хоронила вся фабрика и округа.

Очевидцы, наши родные и знакомые рассказывают, что дорога от «Трехгорки» до Ваганькова была запружена людьми, кладбище даже оцеплено милицией. Рабочие несли гроб на руках, а свежую могилу забросали деньгами - для вдовы и двух сирот, оставшихся, как все хорошо знали, без средств к существованию.

И как рассказывает сестра Вера - дочь Ивана Николаевича, до самой войны приходили к ним на улицу Фурманова женщины с «Трехгорки». Жили они на низком первом этаже, и часто по вечерам раздавался острожный стук в окошко, не дай Бог, чтобы заметили соседи по «коммуналке». И посетительница протягивала сверток с какими-нибудь продуктами, так как все знали, что получить работу вдове бывшего фабриканта в те

времена было почти невозможно.

В память об этих людях Вера сохранила ленту с могилы отца, на которой черной краской по белому полотну, где проглядывают тонкие, прочерченные для ровности линии, безыскусной рукой написано: «С тобою хороним частицу свою, слезою омоем дорогу твою». Лента эта представлена сейчас на выставке в музее «Красная Пресня».

Я спрашиваю себя, что побуждало людей уже в 70-е годы писать десятки возмущенных писем на телевидение, которое, кажется, в 70-м или 71-м году показало трилогию В. Каплера "Вера, Надежда, Любовь" о судьбе трех поколений работниц «Трехгорки».

Здесь их жизнь и работа изображались как серия кошмаров из дурного сна -- грязь, нищета и голод в «спальнях», дикое насилие пьяных мастеров и прочее. Как мне рассказывали знакомые, после потока возмущенных писем Каплер не смог больше работать на телевидении: то ли его уволили, то ли он сам ушел? Знаю только то, что после этого он в телевизионных передачах больше не появлялся.

Занятие в школе ремесленных

учеников.

Недавний случай 80-х годов. Сотрудник моего брата Пантелея, который живет в Валдае, городе, где последние годы жизни провела наша мать (она так и не получила права проживать даже в областных центрах, поскольку никогда не просила о реабилитации, так как никогда не была судима и не считала себя в чем-нибудь виновной), приехал в Москву в Метеорологический центр на Пресне в командировку. Не найдя места в гостинице, он попросил приютить его какую-то пожилую женщину, работавшую там вахтером.

В течение целого вечера эта женщина рассказывала ему о быте и жизни «Трехгорки» в прежние времена, когда там работали ее мама и бабушка: какой была Пресня в те годы и •какими людьми были Прохоровы. Как же она была удивлена и обрадована, узнав вдруг, что человек, сидящий с ней за столом, работает и живет рядом с внуком Николая Ивановича Прохорова. Он же, в свою очередь, был потрясен этими, ничем с его стороны не спровоцированными рассказами и чувствами смелости простой женщины.

Вернувшись домой, он сказал моему брату: «Какими же замечательными людьми были твои предки, если люди до сих пор их так вспоминают!». Кстати, человек этот был секретарем партийной организации Валдайского филиала Гидрологического института, где работал брат, и случай этот произвел на него сильнейшее впечатление и заставил его, человека очень честного, о многом задуматься и на многое в истории посмотреть иначе.

Н. М. ЛИНД (ПРОХОРОВА)

старой Москвы

Среди многоэтажной застройки Москвы, рядом с высотными домами, как старинные игрушки в современном интерьере, приютились уютные особнячки. Попадаются и целые усадьбы - - «осколки» столицы, отстроенной в очень короткий срок после пожарища 1812 года.

Усадьба в слободе гончарной

Сразу же после изгнания Наполеона для опаленной Москвы была создана Комиссия строений, возглавляемая О. И. Бове, по существу, главным архитектором города. Как сейчас проекты типовых домов выходят из стен архитектурных институтов, так и тогда владельцы обязаны были строго придерживаться выданного Комиссией проекта, рассчитанного на любой вкус и достаток заказчика. Никто не мог ослушаться, иначе дом подлежал разборке. Так создалась «послепожареная" Москва с великолепными оградами, портиками, богатой орнаментовкой фасадов, на удивление россиянам и иностранным гостям.

В конце прошлого века с бурным развитием капитализма начал разрушаться целостный архитектурный ансамбль города застройкой больших доходных домов. Общественность вовремя спохватилась. Чтобы не исчезли прекрасные творения зодчих, их стали охранять.

В наши дни это делает Управление Государственного контроля охраны и использования памятников истории и культуры г. Москвы, возглавляемое опытным архитектором

B. А. Булочниковым. Управление проводит огромную работу для предотвращения неоправданного сноса исторических памятников. Создана квалифицированная комиссия, следящая за теми объектами, которые давно находятся в охранных списках. За ними установлен строгий надзор, и арендатор не может шагу ступить - любой ремонт обязан согласовываться с Управлением.

Один из таких особняков, находящийся на строгом режиме, расположен на ул. Гончарная, 16. Эта полностью уцелевшая усадьба в годы жилищного кризиса жестёко переделывалась под многочисленные квартиры. Но в конце 50-х годов реставраторам удалось воссоздать облик усадьбы с флигелем, каретным сараем; оградой.

Сложился этот комплекс на высоком холме как на полуострове между рекой Москвой и Яузой. Очень подходяще это место было для купцов и ремесленников - товар легко спускался к двум судоходным рекам. Так образовались: слобода Гончарная и Котельная, увековеченные в названиях здешних улиц и переулков.

Редко кто не остановится и не заглянет через ворота на стройные белокаменные колонны, на увенчанный богатым орнаментом карниз особняка. Любопытство вызывает и вензель во фронтоне, переплетенный из двух букв П и М. Петр Молушников, купец второй гильдии, отстроил в начале 30-х годов прошлого века сгоревший в 1812 году дом, испросив проект у Комиссии строений. Потому и отличают особняк большой художественный вкус и величавая красота. Любознательные москвичи заходят во дворик за оградой и выспрашивают подробности об усадьбе.

Еще в ХУ!I веке купец Козлов поставил здесь небольшие белокаменные палаты, обстроенные в конце ХУIII века трехэтажным зданием. Реставраторами были обнаружены эти палаты со сводами, старинных форм окнами, фигурной решеткой. Ныне дом являет собой образец архитектуры 30-х годов прошлого столетия с воссозданными анфиладами, художественными дверями. Посетители дома (условно он называется «Дом Клаповской» по имени одной из последних владелиц) могут любоваться великолёпной мно.гоцветной живописью на потолках трех главных залов.

Сейчас памятник архитектуры занимает Международная туристская компания «Москва» и это - - благо для исторического здания. Большое количество посетителей вовлекается в познание красоты, эстетического вкуса прошлого нашей столицы. Вместе с тем МТК «Москва» под неустанным наблюдением органов охраны постоянно поддерживает здание в хорошем состоянии, ведет реставрацию, требующую солидных затрат. И одновременно фирма проводит большую благотворительную работу. В нарядных анфиладах

проводятся бесплатные вечера.

Большой зал с хорами, где когдато сидел невидимый оркестр, стал называться Пушкинской гостиной. Здесь в уютной обстановке со стенами, увешанными картинами, устраиваются камерные концерты, посвященные великому поэту. А 9 сентября со свечами и множеством цветов от фирмы «Натали» здесь отмечался день рождения Натальи Николаевны Пушкиной-Гончаровой.

Один из ценнейших архитектурных памятников столицы живет полнокровной жизнью, не скрывая свою красоту от народа. Фирме, арендующей здание, еще много предстоит затрат -- нарядные интерьеры требуют соответствующих бра и люстр, воссоздания старинных паркетов. Реставрация - процесс длительный, но необходи-

мый.

B. ЖИЛИНА, архитектор-реставратор Рисунок автора.