№ 8 Второй выпуск, 17 января

Вторник, 17 января 1995 года

ВЕЧЕРНЯЯ МОСКВА

(

Московский Парнас

ы сидели в «Пестром зале» Центрального дома литераторов, я и двое непризнанных советской критикой «молодых», уже лет двадцать упорно «подающих надежды» прозаиков: соцабсурдалист Жан Куковеров и «подчернушник с наскоком» Иван Бульба, человек, которому я обязан многим: он почти дословно перевел на монгольский язык мой новый роман «Так не говорил Заратустра».

Было душно и как всегда шумно. Вентиляторы не подавали признаков жизни, но

＿

возле буфетной стойки царило веселое оживление - - давали на розлив дешевый херес: тысячу за стакан! Из «Дубового зала», где при блаженной памяти государя Александре I была масонская ложа, доносился хмельной, обидно-нагловатый смех кооператоров. Они, конечно же, не спорили о литературе. О литературе спорили мы - неделовые, непробивные и небогатые. Признаться, спорить о литературе здесь не принято, ибо говорить на профессиональные темы после шести вечера считается хереса не дают.

- Грядет бездуховность! - молвил, трях-

нув прямыми мочальными волосами, Куковеров. - Книжная торговля глохнет, отказываются, черти, брать даже Варлама Шаламова. О чем писать, други? Я прочно сел на мель и активно обрастают ракушками. Обошел нынче три журнала с моей новой повестью «Записки московской проститутки». Не берут! Говорят, старо. Дайте нам чтонибудь новенькое, … о грядущем перевороте. Но не вздумайте приносить детективы о кооператорах и рэкетирах, этого добра - завал. Сочините что-нибудь эдакое… А что я им сочиню? Разве что о борьбе со СПИДом на Алеутских островах?

Иван Бульба хмуро слушал, сосредоточенно слюнявил неровно подгоравшую сигарету и скорбно косил в мою сторону бровями.

- Надо писать о зле! - философски изрек он. - Это вечная тема, старик. Добро размягчает мозг и нагоняет скучищу. Но не

Путь к свету из gревних пещер

лично я одожаю Интерnoл…

Но, Господи, ты нас останови!,

Век Валерия Брюсова

У поклонников «Литературного наследства» праздник. Появился свежий том этого

фундаментального издания, ведущего свою родословную с довоенной поры. Том особенный - долгожданный (его анонсировали семь лет назад), завершающий «брюсовскую трилогию», начатую в 1976 году. В двух последних книгах (1991 и 1994 годов) под общим названием «Валерий Брюсов и его корреспонденты» собрано сотни неопубликованных писем известного поэта-москвича, дающих широкое представление о поле его деятельности, о контактах с коллегами по поэтическому цеху. «В Ваши руки отдаю я развитие моего таланта», писал В. Брюсову молодой Н.Гумилев. Своим учителем и мэтром его признавали А. Блок, С. Есенин, М. Волошин, Б. Пастернак, А. Ремизов…

Новый том «Литнаследства» поспел как нельзя кстати. На начало 1995 года приходится замечательный брюсовский юбилей - 100-летие его литературной деятельности. О творческом пути поэта по просьбе редакции рассказывает старейший литературовед доктор филологических наук Николай Трифонов, под редакцией которого вышли упомянутые тома «Литературного наследства», посвященные Валерию Брюсову.

мальчишеской дерзости («Мы были дерзки, мы были дети»,- признавался он впоследствии), того нарочитого вызова, от которого он потом откажется. В его письмах вскоре появятся категоричные заявления: «Не могу более жить «декадентством» и "ницшеанством" <.>, в поэзии не могу жить "новым искусством», само имя которого мне нестерпимо более».

На рубеже девяностых и девятисотых годов в поэзию Брюсова приходят новые, большие темы, значительные социальные и психологические мотивы. Среди них тема урбанизма, большого современного города, с его сложностью и его противоречиями, хвала науке, человеческому разуму.

Брюсов становится очень многогранным, энциклопедическим по своим интересам и устремлениям писателем. Его,

как ему велела совесть. Он писал: «Но гром взгремел. Молчать -- измена.

До дна взволнован весь народ». После непродолжительных раздумий и колебаний он вместе с профессором П. Н. Сакулиным отправился к тогдашнему наркому просвещения и, уяснив для себя культурную программу новой власти, предложил свое сотрудничество.

Многие бывшие коллеги и соратники Брюсова обвиняли его в том, будто он пошел на сотрудничество с новой властью ради карьеристски-корыстных расчетов, из стремления командовать и властвовать. Это была неправда. От обилия и разнообразия новой работы Брюсов ничего не приобрел, кроме чрезвычайного переутомления, подорвавшего его си-

лы.

семьдесят лет назад в светлый осенний день Москва провожала в последний путь Валерия Яковлевича Брюсова. Одним из тех, кто шел тогда за гробом поэта, был и я. Гроб вынесли из здания Высшего ли-

тературного художественного института, который был создан Брюсовым и носил его имя. С улицы Воровского траурная процессия повернула на Тверской бульвар,к памятнику Пушкину, где профессор П. Н. Сакулин сказал слово о Брюсовепушкинисте. Несколькими месяцами раньше мне еще довелось услышать своеобразный брюсовский доклад о «левизне рифм у Пушкина.".

Остановка у Моссовета, Выступает

Н. И. Бухарин. Главная тема его речи - «Брюсов и революция». Далее - 1-й Московский государственный университет. В конце прошлого столетия Брюсов был студентом историко-филологического факультета, а в двадцатые годы сам профессорствовал тут, читая лекции по истории древнегреческой, римской и новейшей русской литератур. Прощальные слова произносят профессора О. Ю. Шмидт и Н. К. Пиксанов…

Затем процессия останавливается у Российской академии художественных наук на Пречистенке. В этом доме Брюсов учился в известной гимназии Л. И. Поливанова. Здесь в конце 1923 года академия отмечала его 50-летие. Теперь с ее балкона звучали эмоциональные речи А. В. Луначарского и президента академии П. С. Когана. Продолжая движение, погребальный кортеж достиг Новодевичьего кладбища, где через два года был воздвигнут памятник поэту и где с тех пор ежегодно отмечается дата его

смерти.

Сложный и противоречивый путь Брюсова - поэта, ученого, общественного деятеля -- начинался во время, которое казалось глухим и тусклым. Представлялось, что золотой век русской культуры - в далеком прошлом. И молодой Брюсов вместе с некоторыми сверстниками пытается искать новые слова и краски, необычные пути в искусстве, учась у западноевропейских поэтов-символистов. У начинающего литератора на первом плане экспериментаторство, эпатаж, даже фокусничество вроде пресловутого однострочного стихотворения «О, закрой свои бледные ноги». С ». Он провозглашает полную независимость искусства от об-

щественной жизни.

«Я действительности нашей не вижу. Я не знаю нашего века, Родину я ненавижу - Я люблю идеал человека.»

Своего современника -- «юного поэта»

- он наставляет: «Никому не сочувствуй, сам же себя полюби беспредельно…». Если бы Брюсов остановился на таких программных заявлениях, то сомнительно, сохранились ли бы о нем в истории литературы хотя бы те две строчки, о которых он мечтал в юности. Но ему всегда были чужды неподвижность, успокоенность, застой. Недаром наиболее часто встречавшийся любимый мотив его поэзии - это мотив пути, движения вперед, трудного восхождения. В стихах раннего Брюсова ярко выражены крайний индивидуализм, подчеркнуты упатехнические настроения, гипертрофия

Из жизни столичной богемы

НАДО EA пробы не 66110 MУЦТЕЛЬНО…

непревзойденного знатока истории, влекут самые различные времена и страны, далекие века и пространства. В его поэтических циклах «Любимцы веков», «Правда вечная кумиров» проходят чрезвычайно не похожие, противоречивые исторические и мифологические образы. Он пишет романы из истории Германии («Огненный ангел») и Древнего Рима, создает книгу стихов "Сны человечества", представлявшую «лирическое отражение всех времен и народов». От прошлого он обращается к будущему, стремясь выйти воображением за пределы Земли в космическое пространство. Брюсов воспринимается как поэт ис-

торического и мирового охвата, но это не исключает его связи с современностью, с русской действительностью. Его космополитические и международные устремления и интересы не препятствовали его патриотическим чувствам. Поэт активно и страстно реагирует на большие социальные события, которыми была обильна русская история начала XХ века: на русско-японскую войну, революцию 1905 года. Поражения и неудачи России в войне на Дальнем Востоке резко обостряют его чувство патриотизма, который он сам довольно метко определяет как «географический». Однако болезненно переживая невзгоды, переносимые страной в то время,

поэт не теряет веры в ее будущее. Он обращается со стихотворным посланием «К согражданам»:

«Пусть помнят все, что ряд столетий России ведать суждено,

Что мы пред ними -- только дети, Что наше время - лишь звено!» Патриотизм Брюсова проявляется в годы первой мировой войны. Он уезжает в качестве корреспондента на фронт. Но самым главным, самым ответственным экзаменом для Брюсова явилась Октябрьская революция. Когда совершались те катаклизмы, которые он давно предчувствовал в образ-

Основным стимулом его напряженной работы было стремление содействовать развитию культуры, помочь становлению и прославлению народа и государства, которых он хотел видеть великими и могучими.

В его стихотворном сборнике «В такие дни» (1921 г.) отнюдь не преобладает "гром победы, раздавайся!". Лейтмотивом его стихов о революции чаще оказывается такое обращение к ветру (кстати, образ ветра был характерен для многих поэтов той эпохи):

"Развивай наше русское горе.

Наши язвы огнем опаляй!» Брюсов трезво видит, как «крестят нас огненной купелью, нам проба -- голод, холод, тьма», И все же он продолжает верить, что «идет к заповедным победам

вся Россия, верна мечте». Заглядывая в будущее, он предвидел и грозные опасности. Об этом свидеэротики. Во всем этом было больше ах «грядущих гуннов», поэт поступил так, тельствует в особенности его трагедия

Дом, где жил поэт, и его кабинет.

«Диктатор», написанная в 1921 году, но опубликованная только шестьдесят пять лет спустя. В этой фантастической пьесе показано, как председатель Центросовета Федерации, охватившей к тому времени весь земной шар, честолюбец Орм становится диктатором всей Земли. Считая себя непогрешимым «руководителем мирового процесса», он жестоко расправляется со всякой оппозицией: "Я раздавлю непокорных и косных… Наперекор самим людям я им дам счастье и величие». Но его обещания обеспечить людям в близком будущем хорошую жизнь оказываются обманом, положение в государстве резко ухудшается. Начинается восстание, и, несмотря на драконовские меры диктатора вплоть до уничтожения целых городов и регионов, он терпит поражение, его свергают.

Когда автор читал свою пьесу в московском Доме поэта, ее подвергли суровой критике. Некоторые участники обсуждения решительно заявили, что «в грядущем социалистическом государстве не будет почвы для возникновения диктаторства». Как видим, Брюсов оказался

более зорким, чем его оппоненты. Вообще Брюсов, несмотря на свои революционные настроения и прокоммунистические воззрения, пришелся не ко двору многим и в правящих сферах, и в советских литературных кругах. На него нападали и справа, и слева. Лефовские теоретики обвиняли его, например, в «контрреволюции формы». Несмотря на поддержку Луначарского, он был снят с должности заведующего Литературным отделом Наркомпроса (ЛИТО) и заменен более благонадежным Серафимовичем. А когда по инициативе того же Луначарского возник вопрос о награждении Брюсова к 50-летнему юбилею орденом Трудового Красного Знамени, против этого предложения решительно выступили Л. Авербах и Д. Бедный с единомышленниками. Луначарскому с трудом удалось добиться, чтобы на юбилейном вечере поэту была вручена почетная грамота ВЦИКа.

Валерий Брюсов оставил после себя славную память: десятки книг, несколько (хотя и не вполне завершенных) собраний сочинений, сотни поэтических и прозаических публикаций. Значительная часть его литературного наследия сохраняет актуальность и для читателя нашего бурного переоценочного времени. К примеру, разве в наши дни кровавых межнациональных столкновений потеряли знакопчение призывы поэта к дружбе народов, его напоминания о том, что «Путь один держат к свету из древних пещер и трясин абхазец и тюрк, армянин и грузин»? Вспомним хотя бы, как много он сделал для ознакомления русских читателей с поэзией и историей армянского народа, за что он - - единст-

венный из русских поэтов - - был награжден почетным званием «народный поэт Армении».

Только что вышедший том «Литературного наследства» содержит немало искренних и красноречивых писательских признаний, подтверждающих сильнейшее воздействие замечательного поэта на своих современников.

Напомню, что «гражданин Вселенной» Валерий Брюсов был всегда теснейшим образом связан с Москвой. Здесь он родился, учился, возглавлял руководимые им издания, культурные учреждения и учебные заведения. Последние четырнадцать лет он прожил в доме

№ 32 по Первой Мещанской ули-

це, где его посещали многие писатели, ученые, общественные деятели. Давно уже в этом доме собирались организовать мемориальный кабинет. Но учреждения, занимавшие это помещение, в результате вопиющей небрежности не раз доводили здание до пожаров. Появилась надежда, что мемориальный кабинет все же будет создан. Безусловно, его деятельность должна быть посвящена не только тому, кто в этом доме жил и работал, но и всей поэзии первой четверти ХХ века, одним из достойнейших представителей

которой являлся Валерий Брюсов.

Urei et orei

Николай ТРИФОНОВ, доктор филологических наук

-

Поэтическая Россия Стихотворения

чудный театр…

Белла Ахмадулина

Поэзию Риммы Чернавиной, а точнее, восприятие ею окружающего мира во всем его многообразии, вылившееся в стихи, не сравнить ни с чьей. Даже не потому, что стихи настолько необычны, что не сразу понимаешь систему их построения, а потому, что, поняв, удивляешься бесконечности чувств и мыслей автора, скрытых подчас в скупых строках.

уподобляйтесь братьям Вайнерам и Хруцкому, упаси вас Бог, трогать московскую милицию или деморализованное КГБ, вы зря будете искать там бойких, достойных подражания персонажей. Будущее за авантюрным романом, и герой - - конечно же, авантюрист, не чуждый ни политики, ни

Юрий ВИГОРЬ

Гримасы Пегаса

бизнеса, ни секса. Лично я ищу своих героев, околачиваясь в приемных мэрии. На прошлой неделе мне подфартило в Москомимуществе и Москомземе завести зна-

комство с прелюбопытными типчиками. Остап Бендер им в подметки не годится! - А как насчет детективов из ЦРУ и ФБР? Они тоже у тебя не в чести? - спросила примостившаяся с краю вечно голодная, но зато беспощадно грациозная поэтесса Заирайкина. -- Лично я обожаю Интерпол. Там классные ребята, с ними не соскучишься.

Познакомилась как-то в «Шереметьево»…

- Я бы не стал о них писать, - - хмыкнул Иван Бульба и поглядел сквозь донышко пустого стакана на проходившего мимо директора ресторана Алешечкина. - Эти структуры так и не постигли всей разрушительной силы соц глупости, не поняли, что самое страшное у нас - это выращенный партией

психологический тип, занявший ключевые посты чиновник-распределитель, неважно - коммунист он или демократ, ибо не способен созидать, а способен лишь дебатировать. Иностранная разведка не улавливает отрицательной энергии сублимации наших социальных групп. Именно поэтому капита-

листы и не могут предвидеть, что же произойдет у нас завтра, - - глубокомысленно рассуждал Бульба. - Еще Лев Шестов писал, «зло необходимо людям так же, как и добро, даже больше, чем добро, ибо является непременным компонентом человеческого развития и существования». Да возьмите хотя бы новую повесть В. Маканина «Долог наш путь». Он тоже вторит Шестову и утверждает, что без зла прожить нам невозможно, путь России должен быть тернист и многострадален. За нам за последние тридцать лет попросту недоставало, была лишь трясина бездуховности и рабства, потому и пришли нынче к кризису в литературе, не говоря уже о полнейшем кризисе бытовой московской повести. Литературы о нынешней Москве попросту нет, давно нет, со времен булгаковского «Мастера и Маргариты", где движущая сила сюже-

Мы не родственные души («не» отдельно напиши). Мы с тобою две заблудших, Неприкаянных душ, Беззащитных перед вьюгой, Неприкрытых под дождем. Неужели мы друг к другу Никогда не подойдем?

Знаешь, вместе будет лучше, Сомневаться не спешиИль не родственные души Две растерянных души, Беззащитных перед зноем, Не прикрытых пред огнем… Ты поверишь, что с тобою Мы друг друга не поймем?

Одиночества довольно, Ты о нем не сожалей. Или, если врозь нам больно, Вместе станет нам больней? Впрочем, на свои вопросы Жизнь сама дает ответ.

Две души по свету носит Одинаковый сюжет.

xxx

О, Господи! Храни моих друзей, Коль щедро наделил меня ты ими. Недугов и невзгод средь них не сей, Не обделяй их благами своими.

О, Господи! Мы пред тобой чисты, За это нам воздастся по заслугам. Ты береги волшебные мосты, Которыми мы связаны друг с другом.

Ты нам порой потерю и успех, Любовь и боль вручаешь, словно знамя… Мы боль делить стараемся на всех - Слабеет боль, делимая с друзьями.

Но, Господи, ты нас останови Иль сделай так, чтоб не пришлось нам, Боже, Делить победу и объект любви - Мы поделить их поровну не сможем. Уж лучше ты тогда по одному Нас убери как лишние фигуры. И подведи к чертогу своему, И накажи нестойкие натуры.

xxx Надышавшись свободою, Наглотавшись утопии, Мы не все еще продали, Мы не все еще пропили. Насладившись победами

И натешившись воплями, Мы не всех еще предали, Мы не всех еще прокляли. И не всех по неведенью Осчастливили заживо. Но сулят нам трагедию Тормоза отказавшие - Мчимся в пропасть невежества, Не считаясь с потерями. Так давайте задержимся На руинах доверия, На кровавых излучинах, Пред былыми мишенями, На дорогах, измученных Бестолковым движением. И осмотримся заново Да поделимся силами: Ведь не все еще кануло, Ведь не все еще сгинули. Пусть хоть кто-то останется, Избежав истощения, И успеет покаяться. И получит прощение.

x xx

В чужую жизнь, как в комнату, вошел, Как будто был на ужин приглашен… Блистательно радушие, и стол Налета повседневности лишен. Приятен гость, хозяйка молода. Но стрелки на часах бегут бегом, И вскоре не составило б труда, Откланявшись, покинуть этот дом.

Дмитрий ОРЛОВ:

«Мы не всё еще прокляли…»

Но в том-то и беда, что иногда Случается загадочный нюанс, И хочется остаться навсегда В судьбе, куда позвали лишь на час. Приятен гость, хозяйка молода, Все в унисон: и мысли, и уста… Но комната давно уж обжита, И все стоит здесь на своих местах.

Любой вопрос тут без тебя решен На десять лет назад, на сто - вперед. В чужую жизнь, как в гости, ты пришел, А гость хороший вовремя уйдет. Ведь есть весы и главное - понять, Что, всей душой принадлежу тебе, Никто не станет ничего менять В своей обжитой комнате-судьбе.

xxx Для полного счастья одной сигареты Опять не хватило… Вопросы, ответы, Поток откровенья, хоть трезвые вроде. Летим как на крыльях, да ночь на исходе.

Для полного счастья… Последние капли Упали на скатерть и тут же ослабли. Мы их потеряли для «общего дела» - Душа, как бутылка, без них опустела.

Для полного счастья последнего слова Никто не промолвил - мешали оковы. Смутившись свободы, в свой панцирь уходим. И боль на исходе, и мы на исходе…

Для полного счастья последнего всплеска Опять не хватило, чтоб четко и веско Расправить все вздохи, расставить все точки… Нуладно! Довольно. Вот выдалась ночка!…

Xxx Поэты поймут и поддержат друг друга (к тому же веками проверено это): Стихи о любви, есть плохая примета, Стихи о любви сочиняет разлука.

Когда мы поем, обращаясь к любимым, Когда посвящаем им лучшие строки, То это сигнал, что кончаются сроки Блаженства. И все это необъяснимо.

Себя на бумаге надеждой мы тешим, Но водит рукою грамматика чаще: В реальности ставим любовь в настоящем, А в песнях она - непременно в прошедшем.

Стихи о любви сочиняют посмертно, Когда умирает любовь, угасая. И то, что мы болью своей написали, К любимым дойдет лишь в пределах конверта.

xxx Когда начну переступать порог, Которого, увы, не избежать, Я сам себе составлю некролог. Пожалуйста, не надо возражать! Я многое доверил бы другим, Но память о себе не уступлю: Я лучше знаю, кем я был любим, Кого любил и до сих пор люблю.

Я сам произнесу в последний миг, Насколько я от времени устал, К чему стремился и чего достиг, Во что не верил и о чем мечтал. Чтоб не считалось, что душа темна, Я о «талантах» выскажусь своих. И доложу о качествах сполна - Моральных, деловых и волевых.

Ну а когда я окажусь в краю, Известном под названием «мир иной», Я сам себя, пожалуй, отпою Одной из песен, выдуманных мной.

…В моих словах

два времени сошлись Прошедшее и будущее. Ишь! Такие это сестры: смерть и жизнь. Не близнецы, но их не различишь.

Магия знака

Их не станешь читать в метро, ибо это лишено всякого смысла.

a. Чтобы услышать лиру Риммы Чернавиной, нужен тонкий слух и внимание, причем без гарантии сделать это с первого прочтения. Нужно проникновение в глубину, если хочешь получить

та - опять же Зло: Коровьев, Азазелло, Воланд, Гелла и Бегемот. Уберите их из романа и останется одна преснятина. Только зло и может бороться со злом, зло уничтожает зло! Читатель испытывает злорадство, когда Коровьев и Бегемот проникают в ресторан Литфонда к Арчибальду Арчибальдовичу и устраивают пожар. Грибоедовский ресторан - не для плебса от литературы, и потому читателю не жалко, коль сгорит. Не для нас с вами и сегодняшний ресторан ЦДЛ. Писателю здесь нечего делать с его жалкими остатками давно прожитых гонораров. Увы, нет умудренного опытом Арчибальда Арчибальдовича, успевшего вовремя вынести осетровый балык. Нынешний директор Геннадий Алешечкин вряд ли успеет уловить ситуацию и проявить расторопность. Он и оргсекретарь Кобенко задумали устроить еще и казино. Вот поворот сюжета, который не мог предвосхитить Булгаков. «Юрий Бондарев за рулеткой!» Вот он, сюжетик, старик. Мы живем внутри него и потому не замечаем. Кстати, вы читали роман Льва Гроссмана «Достоевский за рулеткой»? Ей Богу, напишу занятный рассказец, как Достоевский и Бондарев встречаются за рулеткой и спорят о судьбах русской литературы…

- Пиво, пиво привезли! - пронесся над

столами стенящий возглас. После хереса от пива бадаевского завода мысль несколько поблекла и пообмельчала у Ивана Бульбы, он уже не делал потуг перемежать речь афоризмами. Подсевшая к нам поэтесса Скучаева принесла радост-

Графика Алексея ИОРША

вознаграждение, не всякий раз радостное, но без сомнения приятное. Если здесь хорошо вдвоем,

То как здесь хорошо одному. Перевернув последнюю страничку сборника*, его не положишь в дальний угол. Книга притягивает как неразгаданная тайна, как чудный театр жизни, из которого, и уйдя, не уходят. Николай БЕЛОУСОВ

* Римма Чернавина, «Барьер отдельности», стихи. Москва, «Современный писатель», 1994 г., 400 стр., тираж 3000 экз.

ную весть: с первого марта писателям будут выдавать талоны на «либерализационные» штаны. Это обнадеживало, но все же не решало жизненных проблем. С грустью узнали мы, что закрылся журнал «Приют графомана» и «Сельская молодежь». - Куда же я понесу свою роковую вещь «Личный астролог Жириновского», - - вздыхал Куковеров. - Неужто бросать писать совсем?

- Бросай! - одобрительно икнул Иван Бульба. - Если можешь - не пиши! Мысль изреченная - есть ложь. В конце концов писательство - не профессия, а болезнь. И сейчас, когда Литфонд решил не платить нам, московским страдальцам, ни компенсации, ни по больничным листам, многие излечатся от литературных потуг. Сейчас в наших рядах появится очень много «выздоравливающих»… И опять же благодаря злу… Мне никогда не были симпатичны благополучные писатели. Хороший писатель непремонно должен немножко страдать и чуток недоедать. - Ну уж чего-чего, а страдальцев сейчас

предостаточно, - фыркнула Заиграйкина. - Голодных, разутых, раздетых страдальцев. - Пусть злее пишут, черти, - мутно усмехнулся Иван Бульба. Он поднялся, поставил на стол пустой стакан и ушел домой, ушел писать нетленный роман века «На сухарях», не обращая внимания на царившую в вестибюле суету, с презрением обходя расталкивающих друг друга локтями писателей в очереди за талонами на повидло к Рождеству.