Исторический материализм является наиболее актуальной из теорий о развитии общества, так как единственный способен предлагать практичные шаги в направлении этого развития. (Допустим, что только из известных мне). Сам по себе он до сих пор не скомпрометирован. Он скомпрометирован лишь косвенно - крахом системы, которая якобы строилась на его основе.
Но на самом деле она строилась не на нем. Как раз с точки зрения исторического материализма, еще около сотни лет назад должно было стать ясно, что пролетарская революция не ведет к смене способа производства. Однако большевики задогматизировали устаревшие прогнозы, не сверяя их с реальностью и теорией, на которую якобы опирались.
Предполагалось, что капиталистическая концентрация средств производства подготавливает их обобществление, которое далее сдерживается только капиталистической надстройкой, охраняющей частную собственность на них. Пролетарская революция в России продемонстрировала, что это не соответствует действительности. Частная собственность была ликвидирована, средства производства национализированы (это считалось практически эквивалентным обобществлению), созданы рабочие и крестьянские советы для управления обществом, однако после первой катастрофической попытки передать, как и обещал Ленин, фабрики под самоуправление рабочих, срочно пришлось восстанавливать обычную систему наемного труда. Рабочие оказались все так же отчуждены от результатов своего труда и средств производства, которые оказались в распоряжении не народа, а государственных чиновников.
Была попытка выдать их за слуг народа, контролируемых им через демократию, но и демократия работала не так, как это виделось "с берега". Рабочие, с энтузиазмом поддерживавшие и продвигавшие своих вождей к власти в процессе восстания, в мирное время потеряли к этому занятию интерес. В круг повседневных забот наемного рабочего просто не вписывается подбор, изучение, сравнение кандидатов и отслеживание их деятельности в должности, например, депутата. А вот уже состоявшиеся руководители наоборот постоянно работают с кадрами и "электоратом", обучают и тренируют подходящих для себя людей, делегируя им различные функции, хорошо представляют себе, с кем хотели бы взаимодействовать в дальнейшей работе, и имеют в руках все ниточки чтобы продвинуть их на соответствующие посты.
По своему современному опыту мы хорошо видим, что демократия не дает нам реального контроля над властью. Но у свежепобедившего пролетариата гораздо меньше причин не доверять своим вчерашним вождям, поэтому он теряет этот контроль еще более эффективно, пока отношения с властью не вырождаются в бесперспективную рутину, одинаково знакомую и нам сейчас, и тем из нас, кто жил в СССР.
Итак, получаем, что советский рабочий оставался точно таким же наемным рабочим, как и при частном капитализме, точно так же отчужденным от средств производства и продуктов своего труда, которыми на деле распоряжалось государство в лице чиновников. То есть с точки зрения исторического материализма это оставался все тот же способ производства, основанный на эксплуатации наемного труда.
Принадлежность к господствующему классу не означает неспособность принять антиэксплуататорскую идеологию (хоть и создает отталкивающую от нее тенденцию). Некоторые, если не многие, советские руководители до конца считали, что возглавляют общество, прокладывающее путь к новым отношениям между людьми. Если бы большевики сумели посмотреть на то, что у них получилось, через призму исторического материализма, а не догм о пролетарской революции, то, с одной стороны, смогли бы более осмысленно и эффективно чистить свои ряды, с другой, - начали бы столь же осознанно искать настоящие пути к новому способу производства. Кроме того, у них бы не было причин доводить до маразма централизацию управления, они могли бы сохранить разумную долю рынка для заполнения ниш, пропущенных государственным планированием и восстановления баланса по не учтенным им аспектам.
Наконец, если бы дело все же дошло до идеологического кризиса 80-х, вероятно, руководство страны догадалось бы дать господствующему классу, партийным и государственным чиновникам, более соответствующую их интересам возможность иметь собственность вместо подачек от центра в виде номенклатурных привилегий, и республиканским элитам не понадобилось бы отделяться, чтобы взять дело приватизации в свои руки, - Союз удалось бы сохранить. По крайней мере в реальности это было единственным способом предотвратить сепаратизм в среде начавшего осознавать свои реальные интересы господствующего класса, - советского чиновничества.
В этом состояла оставшаяся невостребованной актуальность исторического материализма в прошлом веке. В чем она состоит сейчас?
Прежде всего, имеет смысл понимать, с одной стороны, несовершенство общества, в котором мы живем, а с другой, - неизбежность его пороков, пока мы находимся в рамках действующего способа производства. То есть пока у нас нет действенного способа его замены, пока мы даже не знаем, на что именно и как его менять, нет смысла предъявлять власти требования типа чтобы вот этих безобразий вчера же не было, а не то. В этих безобразиях обычно виновата прежде всего система, которую ни мы, ни власть не можем немедленно изменить. С ними как правило можно бороться только конкретно, точечно, разоблачая конкретные злоупотребления или преступников, внося конкретные усовершенствования в законы (и следя чтобы эти усовершенствования не могли быть позднее повернуты против нас, потому что такие попытки неизбежно будут). К чему-то из этого наверное можно прийти и независимо, но комплексное, системное понимание этих вещей по-моему дает только исторический материализм.
Далее, понимая, что единственным перспективным путем избавления от пороков капитализма является целенаправленное развитие общества к новому способу производства, мы можем исследовать с этой точки зрения имеющиеся тенденции в развитии производительных сил, пытаясь разглядеть качественные изменения в предельной реализации этих тенденций, а обнаружив на том конце новый, более эффективный (иначе он не придет на смену нынешнему) способ производства, - целенаправленно помогать этой реализации.
Хорошим кандидатом на такую тенденцию по-моему является наблюдаемое в реальности формирование информационно-технологической инфраструктуры для прямого учета потребностей (запросов) людей и производств и наличных ресурсов. В конечном счете это позволило бы установить прямую, без посредства рынка, реакцию производств на возникновение этих потребностей. Уже одно это представляется существенной оптимизацией. Но это означает также что деньги становятся ненужными для выполнения соответствующих функций в экономике, - они могут быть вообще вытеснены упомянутой инфраструктурой. А это повлечет и существенные изменения в отношениях между людьми. В частности, пропадет возможность накапливать "не пахнущее" персональное экономическое могущество, позволяющее навязывать другим людям свою волю. Общее представление о том, что могло бы получиться, вероятно дает идея ресурсо-ориентированной, безденежной экономики Жака Фреско. Но теперь, с появлением механизма реализации, это перестает быть беспочвенной утопией. (И да, это, по-видимому, совпадает с коммунистическим способом производства).
Но даже если считать эти конкретные ожидания ошибочными, они могут служить примером того, что, теоретически, мог бы предложить человечеству исторический материализм при зрячем, не зашоренном и не искаженном догматами ленинизма-сталинизма использовании. Было бы нелепо пренебрегать хотя бы шансами на такой выход из не очень радужной ситуации и рисков, в которых мы сейчас находимся.