Для начала ответ чем он точно не был. Уже к июлю 1917 года стало очевидно, что приход к власти радикалов стал неизбежен. Вопрос был только в том, какие это будут радикалы - правые или левые. Так что совершенно точно приход к власти большевиков в октябре не был случайностью. Для начала надо вспомнить, как развивалась ситуация в стране от февраля к октябрю: произошел практически полный развал армии (и дело здесь далеко не только в агитаторах-большевиках, но и в действиях Временного правительства, которое ввело институт комиссаров, указе Петросовета, который фактически ввел выборность командиров через создание солдатских комитетов), было парализовано тыловое снабжение, начались перебои с продуктами. Надежды на скорое победоносное окончание войны уже растаяли, равно как и надежды на быстрое решение крестьянского и рабочего вопроса. В таких условиях неизбежно формируется запрос на диктатуру, а значит рано или поздно она будет установлена (и очевидно было, что Керенский свой шанс стать диктатором благополучно упустил). При этом попытка установления правой диктатуры Корнилова была подавлена. Соответственно оставался один вариант - диктатура левых, то есть большевиков.
И вот уже отсюда вытекает ответ на поставленный вопрос. Оказавшись у власти большевики стали с одной стороны заложниками тех лозунгов, под которыми они к ней пришли, а с другой - заложниками той ситуации, в которой находилась страна. Это серьезно ограничило их маневренность: сразу отказаться от лозунгов - значит быть сметенными еще большими радикалами, начать их исполнять - значит еще больше усугубить ситуацию, а значит - опять-таки быть в итоге сброшенными. Поэтому дальнейшие шаги большевиков были направлены на удержание полученной власти, для чего приходилось где-то отказываться от реализации своих лозунгов (продолжая их формально провозглашать), а где-то вообще идти им наперекор (при этом прикрываясь революционной целесообразностью). Любая другая партия/организация, оказавшись на месте большевиков вынуждена была бы действовать примерно также, если бы хотела сохранить власть. Так что тут нельзя говорить о спасении или катастрофе - просто прагматичная политика в экстремальных условиях.